- Снова будет гроза. – Заметил Сильверстоун, как будто бы невпопад. Потом отдал распоряжение прислуге, воспользовавшись коммутатором. Беседу пришлось прервать на время, пока дородная престарелая мадонна, рыжая с проседью мисс Роуз аккуратно ставила на низенький столик поднос с высоким стаканом.
Здесь было тихо настолько, что казалось время замедлило ход, боясь побеспокоить беседующих. Возможно, все дело было в плотном, влажном и жарком воздухе побережья. Возможно – в картинах на стенах.
А вдалеке над морем, из-за края горизонта, медленно двигаясь к точке обзора, дрожало серое марево. Гроза. Стихия. Движение.
Сильверстоун любил грозу, так же как и его сестра Рэйчел.
Сид Бэкет был прав. Майкл кивнул, соглашаясь со словами владельца книжного магазина.
- Возможно, специалист найдет в этой книге гораздо больше любопытного, чем я.  «…любовь есть для каждого  сама суть его жизни: любовью живет Ангел…» - Бегло процитировал Сильверстоун. Потом добавил:
- Мне очень нравятся эти слова.
Отвел взгляд, развернул кресло, чтобы мельком взглянуть на надвигающийся грозовой фронт. «Сорок минут и будет здесь».
Он надеялся, что Бэкет поймет.
- Сколько хотите Вы? – Сильверстоун перевел взгляд на собеседника и стряхнул пепел в пепельницу, прикрепленную к инвалидному креслу.

- Что же тогда есть Отражения? Химмельборг говорил, что сущность есть то, что она думает и желает. – Он вдруг понял, что в некоторой степени соскучился по возможности «отвлеченных», не деловых бесед. Вот так, в преддверии надвигающейся грозы. В тишине на двоих. С собеседником, который не счел бы его сумасшедшим.
Бэкет назвал цену, и Майклу вспомнилась история с нотами одного великого композитора, которые при его жизни целиком и полностью принадлежали монарху. Его друзья, музыканты не менее известные, провели месяц бессонных ночей, чтобы скопировать партитуру. Когда композитор умер, они в строжайшей секретности, под страхом смертной казни подпольно издали партитуру, чтобы другие имели возможность исполнять и слышать его музыку.
Тексты забытых книг, ноты музыкальных произведений, шедевры мировой живописи не могут принадлежать кому-то одному, считал Сильверстоун. Это было бы нечестно по отношению к автору и истинным в целом.
Майкл снова улыбнулся:
- Только и всего? – Вопрос был отчасти провокационным. Сильверстоун пытался понять, что истинный, находящийся перед ним, искал в этих текстах. Почему назвал не «кругленькую сумму» в процентах от начальной или истинной стоимости труда Химмельбога? Личный интерес?
Он был тактичен. У каждого из них были причины на то, чтобы заполучить текст антикварной книги, в которой Вейль не видел никакой ценности. Поэтому вопросы не были произнесены вслух.
- Я согласен. – Амбиции в данном случае ничего не значили. Кроме того, отчего-то Майкл Сильверстоун верил этому человеку, знал, что копии окажутся в надежных руках. Даже при условии последующего копирования, в качестве памятника науки философии и учебного пособия для будущих теософов. Если бы это могло хотя бы кого-то сделать счастливым. Поступать по велению сердца, что может быть легче и естественнее, когда можешь позволить себе такую роскошь?

- Думаю, что понимаю Вас. – Отозвался Сильверстоун, и этот ответ не был просто данью вежливости, каким обычно бывает скупой автоматический кивок собеседнику, который делится своими давними, но, увы, никому не интересными желаниями, достижениями, победами.
Хотелось сказать больше, но за несколько лет Майкл настолько привык к молчанию, что теперь оставалось ограничиваться скупыми обрывочными фразами, которые были похожи на сигнальные огни  в долгом морском пути.
- Мне кажется естественным желание познать мир. Механику жизни. Логику всех явлений. Каждый это делает по-своему. – Сильверстоун торопливо затушил окурок. Речь звучала неспешно и тихо. – Я никогда не верил в мистические учения. И, честно признаться, не верил в Источники, но жизнь почему-то до сих пор кажется мне набором логических соответствий, которые, как головоломку, порой очень хочется разгадать. Если есть что-то за гранью нашего понимания, его обязательно нужно понять. Так уж мы устроены. Но если понять не представляется возможным, то хочется хотя бы почувствовать. Это как вера в чудеса. Когда Вы наблюдаете падающую звезду и по поверию загадываете желание, Вы, должно быть, надеетесь, что оно сбудется, независимо от того, сбывается оно или нет. Я тоже хочу загадать свое желание, мистер Бэкет. А еще нет занятия увлекательнее, чем вылавливание крупиц смысла из загадочных, мало понятных изречений, легенд и фантазий. Потому что, как известно, у каждой легенды есть своя суть, у каждой сказки – реальный смысл, а у загадок – разгадка, пусть даже и не мне суждено ее найти и понять.
Майкл вздохнул, подумав о том, что, пожалуй, сказал сейчас слишком много, и все это имело весьма сумбурный вид. Когда в последний раз он говорил об этом? Давно. С сестрой. Чуть позже с психоаналитиком в период реабилитации. Когда человеку говорят «Вам может помочь чудо», он начинает верить в чудеса. Но Майкл был слишком прагматичным и здравым истинным.
Он верил не в чудеса, а в то, что могло оказаться за ними.
- Отражения, я думаю, появились тогда, когда что-то естественное и простое нас вынудили прятать. Или же мы сами вынудили себя расколоться на две половины. Если бы мы не лгали себе, возможно, наши Отражения были бы намного чище, привлекательнее, добрее. От них не пришлось бы отводить глаза. – Сильверстоун помолчал немного, как будто мысленно еще раз проговаривал эти слова. Потом добавил:
- Когда врачи сказали мне, что я никогда не увижу в зеркале свое лицо таким, каким оно было прежде, мне пришлось принять это отражение. Ничего не поделаешь. Постепенно я научился не бояться его. И другое тоже.

- У одних отражения проявляются уже в детстве, у других их вовсе нет. Третьи «как все». Сколько ангелов может уместиться на кончике иглы, помните? Времена меняются, а истинных все еще привлекает занятие прикладной схоластикой. – Слова прозвучали с иронией, но именно в ней было доверие, благодарность за возможность говорить. Майкл знал, что Бэкет поймет.
Владелец магазина задал неожиданный, но очень логичный вопрос. Иначе бы, зачем Сильверстоун, не испытывающий азарта, присущего коллекционерам, покупал эту книгу? 
- В детстве мы с сестрой любили искать клады, которые перед этим сами же и прятали. – Майкл негромко рассмеялся. – Несмотря на то, что очередная картонная коробка со стекляшками и крученой медной проволокой была зарыта мной накануне вечером на морском берегу, мы действительно верили, что нашли клад. Когда Рэйчел нашла свой первый клад с пластмассовыми фишками, она спросила меня что это такое. Я ответил ей, что это золотые монеты и драгоценные камни. Знаете, что сказала моя сестра? Она спросила, что с ними делать. Она не знала, что с ними делать, мистер Бэкет, хотя очень хотела их найти. Если то, что рассказывают об Источниках правда, я бы хотел увидеть это своими глазами. Но как Рэйчел в детстве, я бы не знал, что с ними делать.  – Сильверстоун обернулся, чтобы мельком посмотреть на предгрозовое небо, разделенное надвое как сладкий шоколадно-бисквитный пирог.
- Можно уметь распоряжаться средствами, временем, жизнью. Но сложно решить, что бы ты делал с чудом, окажись оно у тебя в руках. Это серьезный вопрос, не правда ли? – несмотря на лукавство во взгляде, Майкл не шутил.
О вероятностях всегда было легко рассуждать, покуда они такими оставались. Но что было бы, если бы изменилась реальность?
- Это похоже на поиски философского камня. Почти все слышали о нем, многие утверждали, что его нашли, но никто так и не видел. Впрочем… - Майкл опустил голову недолго раздумывая. - Я не хочу лгать Вам, мистер Бэкет, мне было бы интересно просто вновь поискать клад, зарытый где-нибудь на этом или другом берегу.

Сильверстоун слушал, внимательно наблюдая за собеседником. Тихий улыбчивый гость сейчас делился чем-то очень личным, пусть и поверхностно. Майкл задумался. До какого-то момента эта тема практически не волновала его. Скорее, он относился к легендарным Источникам как к пережитку старых суеверий. Сильверстоун был далек от мистических воззрений, больше доверяя обычным, повседневным методам достижения желаемого. Воспитанный в семье крупного магната, он привык к другим ценностям.
- Для меня это не больше чем интересное хобби. Лекарство от повседневного однообразия. Так дети занимают себя интересной игрой, чтобы разнообразить окружающий их мир. – Признался глава корпорации. – Очень тяжело поверить в то, что за гранью философских рассуждений действительно что-то есть. Мой интерес скорее можно назвать праздным. Для себя. Но если бы найденное действительно давало надежду на выздоровление, к примеру, я, может быть, избавился от доли скепсиса и поверил бы во все эти любопытные предположения, как в данность. Однако, пока что у меня есть только намерение поглубже вникнуть в суть этих явлений. Хотя, честно признаюсь, это все равно что верить в деяния святых. Могло быть, а могло и никогда не случиться. – Сильверстоун задумчиво потер указательным пальцем лоб и растерянно улыбнулся.
- Вы бы согласились помочь мне в этом авантюрном начинании? Признаться честно, я совсем не знаток «правил игры». Когда Вы покупаете антиквариат, все эти вещи, рассказывающие о старых временах – это одно. Но когда Вы ищете что-то имеющее большее значение – это уже совсем другой подход. Есть ученые археологи, а есть авантюристы. Разница велика.
Замечание о шарлатанах вызвало у Сильверстоуна новую улыбку.
- Все верно. На покупателя всегда найдется продавец. Если Вы хотите купить чучело русалки и обладаете достаточными средствами для его приобретения, найдется тот, кто предложит товар. С таким же успехом можно продавать камни с луны, заряженную воду, мистические амулеты. В чем-то я завидую Вам, мистер Бэкет. Вы верите, а я  все еще сомневаюсь. Может быть потому, что в детстве собирал и зарывал клады для Рэйчел сам.

И вот, наконец, в распахнутое окно громыхнуло. Небо расчертила ломаная вспышка молнии. Облака были похожи на клубящийся дым. Майкл прикрыл глаза, секундно представляя себе волнующееся море, из синего ставшее темно-серым, и покачал головой.
- Нет, мистер Бэкет. Мне не нужен Индиана Джонс. Спасибо, что согласились помочь. – Он нарочно повторился, произнес это с обычной спокойной интонацией, но теперь фраза звучала двусмысленно.  То ли речь шла о книге, то ли о поиске «кладов». То ли о возможности тихой и неспешной «деловой» беседы накануне грозы.
Шквалистый ветер теперь то сгибал, то выпрямлял пальмовые ветви. Насыщенная зелень растительности казалась почти черной. Крупные капли били по листьям деревьев и цветов, стучали по оконным рамам и подоконнику. В комнате сгустился полумрак.
Майкл не стал закрывать окно.
Еще до встречи с Бэкетом Сильверстоун готовился к торгу, но владелец книжного магазина за время беседы трижды удивил его. Не измерял людей в денежном эквиваленте. Не страдал пороком алчности. Был честен и открыт.
От хлынувшего дождя стало на порядок легче дышать. Вода теперь стояла стеной. Сильверстоун приведя кресло в движение, еще больше приблизился к окну и немного запрокинул голову вверх.
Так выброшенная на берег рыба пытается дышать. В клетке особняка было тесно.  Хотелось высунуться в окно или выбежать под проливной дождь туда, в парк. Майкл спрятал взгляд и улыбнулся уже привычной, стылой улыбкой. Сильверстоун поймал себя на мысли, что не хочет прощаться с владельцем книжного магазина.
Он был благодарен этому человеку.
- Сегодня необходимая сумма, включая дополнительные расходы, поступит на Ваш счет. Буду ждать Вас с хорошими новостями, мистер Бэкет.

Сильверстоун негромко рассмеялся в ответ на слова о корыстном интересе. Утвердительно кивнул. Бэкет не намеревался задерживаться, Майкл не хотел задерживать. Когда все сказано без обиняков и прямо, нет смысла говорить поясняющие слова. В официальных расшаркиваниях тоже не было необходимости, ведь зачастую они были показателем не только вежливости, но и без различия.
Один жест ладонью, означающий что задержка не имеет большого значения.
Майкл был более чем доволен заключенным договором.
- До встречи, мистер Бэкет. – Сильверстоун улыбнулся владельцу книжного магазина, развернул инвалидное кресло, чтобы проводить гостя до порога, до черты, где равалась связь с окружающим миром. У дверей гостиной Бэкета уже ждал точный как часы мистер Хэйл. Патрик держал в руке сложенный зонт-трость.
- Хороша погодка, а?! – улыбаясь во все тридцать-два спросил бывший полевой хирург.
- Отменная, Патрик. – Согласился Сильверстоун.
- Как шарахнет, прямо сердце радуется.
Человек простой, не склонный подбирать выражения, он демонстрировал симпатию искренне и добродушно.
Внизу мерно гудел мотор черного седана. Сида Бэкета ждала дорога сквозь дождь. Повернув ключ в замке зажигания, Хэйл включил Riders in the Storm.