Вещей, как обычно, было не много. Частный самолет мог позволить и большую роскошь, нежели чемодан с парой сменных рубашек, но Лео привык к минимальным потребностям в деловых поездках. В этот раз он и вовсе ограничился спортивной сумкой с вещами и подарками, и деловым кейсом. Последний, при крайне пляжном внешнем виде Леонарда (чего стоила легкая белая майка и шлепанцы с крашенными деревянными бусинами), вообще казался решением детской задачки на внимательность: «лишнее вычеркнуть».
Небрежно сложив вещи прямо у коврика с типичной надписью «добро пожаловать», ангел наклонился пониже, вглядываясь в темное стекло входной двери. Так и есть, перед самым носом уныло висела табличка «закрыто»:
- Любопытно. – На всякий случай лениво подергав шнурок, намертво вцепившийся в язычок дверного колокольчика, Бэкет - младший прислушался к тишине в доме и неспешно принялся шарить по карманам в поисках телефона.
Решив сделать отцу приятный сюрприз своим внезапным приездом, Лео явно не рассчитал время. Старик куда-то быстро ущеголял. Даром, что пятый десяток готовится разменять, все равно остался таким же котом. Гуляет сам по себе.
В отличие от колокольчика на двери, телефон произвел больший эффект. На длинные ленивые гудки в трубке, где-то на втором этаже ожила переливчатая трель звонка. Один повтор мелодии, второй и, судя по грохоту, слышимому через открытое окно, телефон все-таки довибрировал до края стола.
- Надеюсь, друг мой, ты пал жертвой сыновнего любопытства не напрасно. – Загадочно извинившись перед телефонным аппаратом, который давно стоило сменить на более компактную модель, Лео весело и по-ребячески огляделся. Много зевак замечено не было.
С энтузиазмом, достойным вернувшегося с ночной гулянки подростка, вполне деловой мужчина «в полном расцвете сил», поплевав на ладони, подпрыгнул и повис на кованой решетке, крепящейся к небольшому козырьку. Оставалось надеяться, что прохожие не примут так экстравагантно ведущего себя джентльмена за вора, а решетка не отломится под его увеличившимся с годами весом. Все-таки с момента последнего альпинистского трюка прошло сколько, лет пять?
Но повезло, решетка выдержала, а между водостоком и стеной, в проковырянной еще монтажниками дыре, слегка покрывшись мхом и ржавчиной обнаружился ключ.
Спрыгнув обратно на грешную землю, Лео отряхнул руки и придирчиво осмотрел ключ. Конечно, в разы проще было бы съездить домой за запасным набором, но восторг от возвращения Домой пересилил светскость, манеры, ну и конечно сыграло свою роль природное любопытство. Без этого «шила», которое находилось у большинства ученых в наименее доступном для извлечения месте, вряд ли бы наука продвинулась дальше изобретения колеса.
Поскребя ключом по скважине и убедившись, что в солнечных очках открыть дверь не представляется возможным, Лео приподнял классически-черные «окуляры» на лоб.
Дверь быстро поддалась, код у охранной сигнализации не изменился, так что можно было до прихода Сида перекусить чем Бог послал и помыться с дороги.

Книжный магазин Лео любил больше чем палаточные лагеря, потрепанные жизнью мотели или стерильные лаборатории. Особый книжный запах, теплый и сладковатый, мог убаюкать его даже в раздраженном состоянии. Атмосфера покоя, разумности, безопасности. После шумных аэропортов, магазинов и ресторанов тишина казалась недостижимым блаженством. А теперь ее дарили безвозмездно теплые деревянные полки, переплеты всех цветов и оттенков, скрипучие полы и темные окна с лениво колыхающимися занавесками.
В магазине, как и следовало ожидать, не было ни кого. Сид определенно гулял по друзьям, раз не оставил на столе записки. Значит предстояло устроить ему сюрприз позднее.
Бросив вещи в кабинете отца (и бережно припрятав пару крупных деревянных масок устрашающего вида) Леонард некоторое время бродил по комнатам, что-то вспоминая и на автомате укладывая вещи на свои места. Это было давней привычкой сына безумного ученого. Один в порывах научной страсти раскидывал вещи, другой складывал в некое подобие порядка.
Последним на свое место лег сотовый – аккурат на край стола. Чем быстрее аппарат скончается от падений, тем быстрее отец согласится сменить его на новую модель.
Что ж, побаловавшись импровизированной уборкой, Лео заглянул в холодильник. Как обычно еда не поражала своими объемами и разнообразием – дурная привычка питаться по гостям или там где придется не искоренялась даже оседлым образом жизни.
Выудив из кейса ежедневник и набрав номер ближайшего ресторана, ангел со спокойной совестью заказал ужин на двоих. Определенно отцу пора было жениться, чтобы дома хоть кто-то время от времени встречал блудного сына.
Где-то через час в дверной колокольчик вцепился вечноголодный студент-курьер, который и сам был бы не прочь перекусить привезенными блюдами из шампиньонов, говядины, каких-то морских гадов и фруктов. Оставив мальчишке щедрые чаевые, Лео устроил на кухне импровизированный праздничный ужин, выставив всю имевшуюся в доме посуду и заполнив ее салатами, мясными закусками, бананово-апельсиновыми пудингами и еще парящими кусками мяса. В довершении картины на стол была выставлена бутылка коньяка, захваченая там же «за бугром».
Со спокойной совестью оставив благолепие остывать, Леонард наконец то посетил благословенную ванну и, как и следовало того ожидать, к триумфальному возвращению отца был немного не при параде.
- Папа! – согласитесь, из уст почти двухметрового белокурого аполлона, небрежно обернувшего бедра в полотенце макси-сайза (предполагавшееся по инструкции в полное обертывание бренного тела) нежное детское слово могло бы прозвучать странно, если бы не покоряющая искренность.
Схватив еще мокрого после улицы Сида и стиснув его в искреннем порыве, сынок даже приподнял несчастного родителя над полом. Определенно церемониальность, присущая светскому обществу, многое теряла в сравнении с искренними человеческими чувствами.
Наконец преодолев трехнедельный барьер дальних расстояний и разных стран, Лео не сразу смог опустить помятого Сида на пол, но как только справился с собой, тут же выдал тоном не терпящим возражений:
- Так, давай-ка живо иди помойся, а то холодный как змея. И ужинать. Я еще со вчерашнего вечера не ел, голоден как динозавр!

Взгляд у отца был теплый, любящий. Ради этого взгляда можно было простить даже отсутствие уютного дома в прошлом. Просто потому, что там где был этот постепенно седеющий ученый муж– там и был настоящий Дом. Не из досок, не из вещей или каких-то общечеловеческих ценностей, а что-то незримое, духовное, словно касающиеся кожи мягкие перья крыла.
Лео улыбнулся, и отвел взгляд. Странно признавать, но его всегда смущали эти чувства. Словно возвращаясь к Сиду он возвращал себе бьющееся сердце.
Всегда улыбающийся, но холодный как мальчик Кай из сказки про Снежную королеву, здесь в теплом свете молочной лампы, в запахах готового ужина, да даже в чертовом полотенце, Леонард снова чувствовал и снова жил. Смущение слоило перебивать действием, поскольку даже приятное чувство может оказаться тягостным:
- Отец, прекрати, ты смотришь на меня так словно я только что тебе принес диплом медицинского колледжа. Кстати где он? – переведя взгляд на стену в кабинете, ангел крякнул от удовольствия:
- Ты так его и не снял? Хорошо хоть убрал те глупые детские рисунки на медицинских бланках, а то твои гости сразу понимали, откуда ноги растут. И кто испортил ребенка!
Все так же удерживая Бэкета-старшего за плечи, Лео мягко направил родителя в ванну, по пути отнимая у несчастного свитер.
- Все иди-иди, ты меня смущаешь своими отеческими взглядами. И где успел натренироваться, небось опять ездил к Лоуренсам? Как кстати их старшая, я слышал она в этом году заканчивает университет? – разговоры словно смягчали обстановку, обыденные и не о чем, но такие доступные для понимания. Говорить всегда было легче, чем что-либо чувствовать. Слова были для Лео как цифры, понятны и просты. Он научился за годы их складывать и вычитать, делить и преумножать.
А вот чувствовать он так нормально и не научился. Впрочем, тренироваться в навыках его заставлял лишь Сид. А с отцом, увы, последние годы он виделся не каждый день.
Наконец затолкав демона в ванну, Лео уперся ладонями в дверь. Постыдное чувство, но эти радостные встречи вызывали у него естественное желание продемонстрировать чистоту крыльев. «Смотри отец, они все так же белы. Это те самые крылья, ради которых ты меня вытащил из Ада, привел в лабораторию, отогрел.»
Сцепив зубы, мужчина несколько секунд стоял недвижим, ощущая, как раскрываясь смятым листом бумаги, крылья разрезают воздух, распрямляются, расправляя маховые молочно-белые перья и жемчужный пух.
Что поделать, привычка была тяжела и неискоренима, и даже то, что отец давно уже не наблюдал за чертовыми белесыми перьями, было не так важно. Эмоции вырывались на волю, расправлялись, и через несколько секунд свободы снова исчезали, оставляя возле лопаток лишь легкий зуд.
- Я разогрею второе. Ты что будешь, овощи или мясо? – голос на секунду надломился, но вот уже вновь приобрел привычную крепость и силу.

Микроволновка – чудо современной техники, сыто заурчала разогреваемыми кусками говядины. Ребра, на которых держался кусок мяса, сухо потрескивали надламываясь изнутри. От прожаренной до корочки массы медленно стал струиться пар, закручиваясь в коробе и всасываясь в вентиляционные дыры.
Лео задумчиво стоял радом, оперевшись ладонями о стол. Лет восемь назад он был участником эксперимента, очередной неудачи великих ученых мужей. Тогда выяснялось воздействие микроволнового излучателя, разработанного для полиции и разгона демонстраций, на крылья истинных. Предполагалось, что энергия (ласково обозванная учеными «фатумом») раскрывающихся крыльев способна защитить и отразить микроволновое излучение защищая тем самым мясо и кости. Что ж, никто не говорил, что теория верна, а участники защищены от последствий.
Кусок мяса в микроволновке вздулся и смачно брызнул во все стороны желтым соком, капли потекли вниз по дымчатому стеклу. Хорошо что подопытные были не больше чем рабами, в противном случае Леонард уже давно сидел бы за свои убеждения и их последствия в одиночке, ожидая электрического стула.
Отца бы это убило.
Дверь ванной комнаты открылась, в клубах быстро исчезающего пара возник Сид во всей красе. Халат был ему великоват, волосы торчали во все стороны темными короткими иглами как у ежа, а взгляд был спокойный и счастливый. Да, теплый свет кухни, заполненной звуками шкворчащей еды и запахами свеженарезанных фруктов, сейчас мог легко соперничать с непогодой за окном. Дом как Око бури, поэтическое сравнение не уходило из головы. И только какое-то невнятное предчувствие беды засело глубоко в душе, там, куда не способен был добраться аналитический ум чтобы разложить проблему на доступные составляющие.
- Эх, где ж меня может носить, па, если не по работе. В этот раз был в Пекине на переговорах. Кстати заходил к Чан Лу, не поверишь, старик все еще жив. Хотя я помню что когда мне было семнадцать ему было уже под восьмой десяток. Черт, надо будет тебя переселить куда-нибудь в Азиатские просторы – их климат определенно продляет жизнь! – за разговором выложив на тарелку отца кусок посочнее, Лео потянулся к бутылке. Коньяк он не очень любил за чрезмерную церемониальность его правильного питья, но шарить по кухонным шкафам отца в поисках виски сейчас явно было не к месту.
- Сделка не состоялась, не знаю о чем думал Совет, отправляя меня на переговоры. Они прекрасно осведомлены о том что я не люблю костюмы и строгие правила. – Несколько помрачнев, Лео плеснул по стаканам коньяка и первый поднял благородный напиток:
- Ну поскольку я уже взрослый мальчик и пить с отцом мне разрешается, то просто хочу сказать что рад возвращению Домой. И я правда счастлив, что у меня есть ты. Не знаю, где б я сейчас очутился, па, если б не ты. Так что давай выпьем за Судбу. И за то что она свела нас на той улице.

Отец, как часто бывало, угадал мимолетные мысли. Вытащив с полки полупустую бутылку виски, Леонард небрежно протер ее от воображаемой пыли. Определенно ему везло в том, что отец верил его подвигам во имя «Авалона». Как бы повел себя старый ученый, узнай он, что его белокурый Лео давно уже перерос грехи отца и сам накопил на прямую путевку в Ад? Нет, знать этого не хотелось. Ангел был уверен, пока он в здравом уме и крепкой памяти ни одна шалава не выдаст его грехи единственному родному человеку.
- Если хочешь, я тебе могу организовать мировой круиз, только дай мне список имен и желаемые сроки. – Налив себе горячительного, Лео небрежно продолжил рассказывать про Пекин, изменения в политике, научной сфере, а сам, словно отключившись, наблюдал за отцом.
Этот его внимательный взгляд не любили ни члены Совета, ни наемные работники. Не любил и Морнингвей, потому что ему казалось, что это не ребенок смотрит глазами взрослого, все понимающего человека, а призраки прошлого напоминают о себе.
Сид раньше тоже отворачивался, переживая что-то внутри себя. Может смущался, может переживал об ошибках прошлого, но теперь он явно шел по линии прогресса.
Взгляд остановился на пепельных волосах и Лео дал себе короткую передышку, снова подняв стакан. Новые тосты он вряд ли смог бы придумать, но просто приятно было озвучивать ощущения. Больше их некому и негде было демонстрировать и ангел словно отыгрывался разом за долгие перерывы в дозах изысканного наркотика.
Если бы только его гениальные но немного безумные работники могли придумать наркотик похожий на любовь. Мир бы умер ради дозы.
И снова благородная седина натолкнула на мысли о белом, о чистом. Это Сид должен был родиться ангелом. Словно кто-то выдал им обоим не те тела, как ошибка с номерком в гардеробе. Бэкет-старший душою был чист, определенно, его крылья сияли бы не хуже снега на солнце. А Лео не играл бы выбранную роль, а просто был собой.
Несправедливость? Вряд ли. В этом странном несоответствии ангел видел знак, или даже цель. Пока что опыты со сменой цвета крыльев не приносили не каких результатов, одни лишь разочарования, но надежда оставалась – когда-нибудь сын сможет отплатить отцу.
Капкан мыслей оказался столь глубок, что Лео не сразу понял, что уже минуту молчит и просто смотрит на отца со спокойной улыбкой.
- Прости. – Несколько рассеяно потрепав ладонью и без того всклокоченные волосы, Леонард поднялся и принялся складывать грязную посуду в посудомойку (хвала небесам, еще одно замечательное изобретение человечесвта).
- Видимо, сказывается перелет, я как-то задумчив стал. Простишь, если пойду спать пораньше? – конечно же ответ был и так известен, но чертовски приятно было на короткие моменты вновь ощущать заботу отца. Как в детстве.
Дождавшись утвердительного ответа, Лео встал рядом с сидящим отцом и обняв его за плечи, ласково прижался губами к седой макушке.
«Наверное, я никогда не смогу расплатиться с тобой за все, что ты мне подарил. Это не выразить ни деньгами, ни жестами. Просто чувствуй, я люблю тебя, как ни любил еще ни кого. Чувствуй, потому что слова не смогут передать всего.»
Так и не отяжелив приятную минуту странным признанием, Лео оставил на столе фрукты, коньяк и пару пирожных странного синего цвета.
Он ушел спать еще до того, как алкоголь, приложившись к ощущению спокойствия и мира в душе, развязал бы язык.

Воздух после дождя – совсем другой. Он сладкий и свежий, как шарик фисташкового мороженого. Если глотнуть воздух, вкус почти такой же. С моря несет солью, от которой щиплет ноздри. Сонный, уставший гуляка Голиаф после полуночи крепится не заснуть. Дышится легко, несмотря на огромные толпы туристов, подвыпивших прожигателей жизни и несчастных проигравшихся до последней нитки в казино.
Если уметь ходить тихо и незаметно, можно почувствовать себя почти свободным. Можно увидеть все, что скрыто. Если уметь наблюдать за целующимися парочками и отвязанным молодняком у дверей ночных клубов. Если уметь ловить момент и чью-нибудь руку. Рэйдж никогда не чувствовал себя здесь неприкаянным, как не чувствует себя неприкаянным хищник, охотящийся в ночных джунглях.
Главное, при этом не нарваться на блюстителей порядка.
Но сегодня ему не повезло. С девочкой, с которой он познакомился два часа назад, их застукали в парке. Заскучавшим на службе копам только того и не хватало. Случайные любовники бросились в разные стороны.
Теперь, пробежав три квартала, Рэйдж судорожно тяжело дышал. Влипнуть в историю с полицией не хотелось, получить срок за прогулки в отраженном виде и занятие сексом в общественных местах  – тоже. И дело было вовсе не в репутации. Он считал, что этому скопищу ханжей и блюстителей лживой морали его не за что наказывать.
В тот момент, когда, казалось, стихли сигналы преследовавшего его полицейского автомобиля, и можно было перевести дух, в глаза ударили огни второй патрульной машины.
Жаль, что его случайная зазноба с кошачьей мордой и длинным гибким хвостом убежала в другую сторону, забыв стринги на траве, еще влажной после дождя. Вместе убегать было бы определенно веселее. Прямо как в приключенческих фильмах.
Джинсы приходилось застегивать на бегу. Шнурки левого кроссовка развязались.
Проулок был узким, стены стоящих почти впритык зданий, уходили высоко вверх. И ни одной пожарной лестницы как на зло. В обрывках облаков плыла желтая луна. За спиной находился тупик.
- Твою ж мать, - выругался Рэйдж, поняв, что шансов у него нет никаких. Просачиваться сквозь стены он не умел. Таять в воздухе – тоже. Летать сейчас – добавить себе еще больше неприятностей. Попадать за решетку не хотелось. Нет, даже больше. Попадать за решетку было категорически нельзя. Поэтому Рэйдж не нашел ничего лучше, чем рвануть прямиком на вставших наизготовку полицейских.
Офицер Билли Шуберт спустил курок рефлекторно.
- Твою ж мать, - выругался офицер Руссо.
В белых глазах отраженного Истинного потемнело. На повороте круто занесло от боли. Он еще не понял, что пуля, пройдя по касательной, лишь слегка зацепила бок. Сзади послышался взвизг автомобильного двигателя. Считая метры мокрого асфальта, Рэйдж, сдавленно и хрипло дыша, искал, куда бы просочиться. Спасение обнаружилось через несколько шагов в виде невысокого здания с простой вывеской «Книжный магазин». Соваться туда было безумием едва ли не большим, чем бег навстречу полицейским, но у него не оставалось выбора.
Дверь оказалась открытой. Внутри горел тусклый свет. То ли хозяин магазина кого-то ждал, то ли просто забыл выключить. Медленно прикрыв дверь, Рэйдж прокрался к стеллажам, где и постарался притаиться. Майка, толстовка и джинсы были перепачканы кровью. «Твою ж мать» - в который раз прозвучало за вечер. На этот раз в мыслях Рэйджа.

Отредактировано Рэйдж (16.11.2010 17:13)

Рэйдж даже дышать старался тихо. Пытался унять бурливший в крови адреналин, слушал шаги и разговор владельца магазина с полицейскими. Прижимая ладонь к боку, скрестил на удачу длинные, крепкие когтистые пальцы левой руки. Мысленно удивился тому, что хозяин магазина не выдал его. А ведь мог открыть настежь дверь и, беспокоясь о собственной безопасности, представить копам полную свободу действий.
Что было бы тогда, не сложно представить. Но нет, обошлось.
Кажется, его позвали. Да не кажется, а точно. Пробежка с дыркой в боку сил не прибавила, в игре в прятки смысла не было. Наследил…
Мысленно чертыхнувшись, сидевший на корточках медленно и аккуратно поднялся, распрямляясь во весь немаленький рост и, держась за бок, вышел на тусклый свет лампы. Просто встал между стеллажами. Длинная черная тень вытянулась на полу.
- Здесь, - белые глаза без зрачка и радужки внимательно смотрели на седого мужчину средних лет. – Спасибо, - Рэйдж перевел дух и вытер рукавом толстовки выступившую на лбу испарину. Темные волосы неровными прядями падали на бледный как у мертвеца лоб. Странная смесь доверия и готовности наброситься при любом резком движении заставляла вибрировать мышцы, и отчаянно, невыносимо хотелось курить.
Незваный гость протянул открытые ладони в знак того, что безоружен. Правая рука была измазана в крови. Сердце бешено колотилось, как будто норовило выпрыгнуть.
А потом он неожиданно улыбнулся, оскалив полную зубов звериную пасть.

Дыхание было прерывистым и тяжелым. Так можно было разглядывать друг друга разве что из-за колючей проволоки или из-за прутьев клетки. И он разглядывал хозяина магазина, склонив голову набок. Совсем недолго. Ведь в темноте все меняется. Ночью – не то, что днем. И одни и те же лица – теперь другие.
Рэйдж был зол на себя за то, что чуть не попался копам и за то, что случай привел его сюда. К этому человеку. В это место.
В его интересах было сейчас дать понять, что он полностью контролирует себя и не опасен. Вряд ли кто-либо стал слушать его объяснения, попытайся он рассказать, как очутился здесь, почему и чем занимался до того, как фары полицейской машины осветили две задницы.
Шесть лет назад момент первого обращения был болезненным и мучительным. Тогда он еще не знал, что это его спасение и природа оказалась мудрее, наконец взяв свое.
Оставалось только научиться пользоваться. И он научился со временем контролировать желания, ходить тихо и не вызывать подозрений.
Попался. Этим вечером. Так глупо. Когтистые пальцы вжались в ладони и Рэйдж на секунду зажмурился.
Похоже, что хозяин магазина собирался помочь. «Вот значит как. Очень интересно». Вначале не сдал. Теперь звал за собой. «А ведь это соучастие» - промелькнуло в голове.
Рэйдж повел плечами:
- Не знаю, - ответил коротко. У него не было времени и возможности оценить повреждения. Пошел следом, хотя очень хотелось снова уйти в тень от стеллажей или выскользнуть обратно, чтобы не впутывать другого истинного в это. Но он был ранен и ему была нужна помощь. А значит, придется с происшествием смириться и как-нибудь проблему решить.
Рэйдж пошел следом за хозяином магазина, отчего-то смотрел в пол. Прятал глаза. Хотелось прикрыть лицо, нет, морду, руками. Внутри буравила надломленная гордость. Кто любит показывать изнанку?

От яркого света Рэйдж нахмурился. В отличие от героев классических ужастиков, которыми пичкали публику модные режиссеры, он света не боялся, однако привык прятаться в тени, чтобы не попасть под горячую руку скорых на расправу полицейских.
Как бы это ни было парадоксально, преступать закон больше, чем он это уже сделал, не хотелось.
Как в сказке о Красавице и Чудовище чувствовал себя сейчас проклятым. Какая, однако, интересная трактовка старой легенды. Просто принц не смог однажды обратиться обратно, поэтому был обречен на жизнь в зверином обличье. И можно было бы подкинуть эту идейку какому-нибудь молодому режиссеру, чтобы тот снял картину в стиле арт-хаус.
Какое-то время незваный гость стоял на пороге, озираясь по сторонам. Чужой дом. Вот так, при свете, лицом к лицу, смотреть друг на друга надо было еще привыкнуть. Там, в темноте, на бесконечных улицах Голиафа это не имеет значения. А здесь – стоишь словно голый, с душой наизнанку, смотришь в это улыбчивое и спокойное лицо, и хочется провалиться под пол или бежать сломя голову.
Потому что сейчас ты есть твоя тьма.
Рэйдж запустил руку в волосы, невольно марая их кровью. Черные, слипшиеся от влаги пряди заправил за уши. Поморщился, прищурил белые глаза.
Взгляд упал на развязавшийся шнурок кроссовка. Какая нелепица. Сам он считал, что выглядит сейчас крайне жалко. Стыдился.
На вопрос просто кивнул. Пока хозяин ходил за аптечкой, стянул толстовку и майку. Посмотрел на свой бок и понял, что дело не так уж и плохо. Ловить пулю еще не приходилось. Но надо было признать, что ему чертовски повезло.
Сел, шумно выдохнул.
- Вроде ничего, - протянул задумчиво, с толикой подозрения, что «ничего» может быть только с виду. Замер, когда хозяин книжного магазина спросил имя. Что он мог сказать? «Здравствуйте, я мистер такой-то. Очень приятно с вами познакомиться» - было бы еще большей нелепицей, чем его чудесное, случайное попадание сюда.
И он вновь улыбнулся, растягивая безгубый звериный рот. Дрогнули приплюснутые тонкие ноздри.
- Себя такого назвал Рэйдж, - голос был низким и хриплым, грудным. Произносил слова протяжно, потому что нелегко было ариткулировать с такой пастью. И тяжело выдохнув с надеждой добавил:
- Здесь можно курить?

Отредактировано Рэйдж (17.11.2010 01:50)

Рэйдж медленно и осторожно потянулся за толстовкой, в карманах которой были сигареты и зажигалка. Достал, прикурил. Поднял глаза на Сида. Сигарета тлела в правом углу зубастого рта.
- Очень приятно, Сид, - Рэйдж выдохнул дым вбок и скривился от боли. Когда отпускает адреналиновая горячка, боль становится острее. Бок жгло так, как будто в него впились сотни острых зубов. Перед глазами плыло и двоилось. Принимать сейчас истинную форму было бы сущим безумием. И каково было бы удивление владельца книжного магазина… Рэйдж хмыкнул сам себе.
- Ее звали Клэр, и мы занимались любовью в парке, - совершенно спокойно сообщил отраженный Истинный, пытаясь сдержать пробивающийся озноб. – Потом нарисовались копы. Это было некстати. Присоединиться к нам они захотели разве что в роли охотников. Она побежала в одну сторону, а я в другую. Потом появилась вторая машина. Зажали в тупике, и я побежал на них… Думал, проскочу. Мазилы… - вздохнул, выпустив облачко дыма. – Первая пуля, - покачал головой.  – Вы всегда спасаете беглецов или только сегодня? Мне, как видно, очень повезло. Спасибо, что сказали им, что меня здесь нет. И за это тоже, - он кивнул на разорванный пулей бок.
- Отсижусь немного и пойду, - самоуверенность играет порой дурные шутки с теми, кто не оценивает трезво свои возможности. Рэйдж потянулся, чтобы стряхнуть пепел. От нового приступа боли потемнело в глазах. В голове ухнуло, будто ударили обухом. Все, что он успел сделать, прежде чем отключиться, это покрепче стиснуть зубы. Угрожающе под накренившимся телом скрипнул стул.

Во времена детей цветов, о которых Рэйджу довелось только слышать, подобные приключения в парке были в порядке вещей. Тогда полицейским действительно не было покоя от выходок молодых людей, проповедующих идею свободной любви.
Сид, похоже, был законопослушным истинным. По крайней мере, глядя на него, крайне тяжело  удавалось представить себе какие-либо выходки в стиле тех, к которым неудержимо тянуло Рэйджа.
Но и владелец книжного магазина был когда-то молод. Об этом Рэйдж думал уже потом, много позже после того, как очнулся.
Сейчас же, он, придя в себя от резкого и неприятного аммиачного запаха, снизу вверх уставился на своего нечаянного спасителя. Пытался сфокусировать взгляд и вспомнить, последние кадры «нелепого кино» до того как какая-то сволочь выключила мозги и свет.
- Проклятье, - только и смог сказать, и это было еще самое приличное ругательство из тех, что хотелось произнести. – Я не ем истинных. Еще не пробовал, - попытался отшутиться, вспомнив последнюю фразу хозяина книжного магазина до того как мир перевернулся вверх дном.
Оперся на руки и попытался сесть. Валяться на полу счел неприемлемым, и на то были свои причины, потому что первое обращение случилось именно так. Тогда, вылезшая наружу, темная половина заставляла его ползти, выть от боли, сдирая в кровь пальцы. Руки автоматически сжались. Рэйдж прикрыл глаза, возвращая контроль над ситуацией, чтобы не сорваться в слепую ярость на весь окружающий мир. Ведь истинный, спасший ему жизнь этой ночью, ни в чем не провинился. И даже наоборот.
Собственное бессилие бесило, вызывая новый всплеск адреналина. Вместе с ним пришло звериное возбуждение. Запах лекарств отчего-то вызывал тревожное и вместе с тем эйфорическое состояние. Психосоматическая реакция, как она есть. И надо же было как раз в этот самый момент Сиду оказаться рядом. Опираясь одной ладонью о пол, Рэйдж аккуратно обвил запястье спасителя другой рукой. Тиранулся щекой, то ли благодаря, то ли окликивая на языке куда более древнем, чем тот, на котором изъяснялись истинные. Слышать, как бьется чужое сердце сейчас отчего-то было очень нужно. Тихим шорохом, шелестом, белым ковром по полу, мараясь в крови, раскрылись крылья.

«Отвори мне дверь,
Позови меня сесть у огня,
Разреши мне немного побыть в этот вечер с тобой.
Никогда, поверь,
Не искал за пределом себя,
Но сегодня мне нужно, чтоб рядом был кто-то другой»...

Смотрел прямо в глаза. Неотрывно. Безмолвная благодарность, которая ярче любого крика. Сказать все, не сказав ничего оказалось так естественно просто. Несмотря на запрет. Он сейчас не испытывал ни стыда, ни порожденной табу неловкости. Отчего-то знал, что поступает правильно.
И правильно понял Сид.
Рэйдж устало прикрыл глаза и только кивнул. Да, мол, это именно так. Вот они, крылья. И никаких компромиссов. Плата была равноценна тому, что сделал владелец книжного магазина, спасая неизвестного «хулигана», по глупости поймавшего пулю в бок.
Знак доверия. Рэйдж был уверен, что иначе, словами, это нельзя было выразить. Пару мгновений назад он едва удержался на краю пропасти, и тот, кого он взял за руку, ответил ему безмолвным приятием.
Вдох и выдох. Внезапно пришедшее спокойствие. Крылатый зверь опустил взгляд и нехотя отпустил запястье Сида.
- Я выпью таблетку, - четкий, до перышка, острый контур крыльев не исчезал, как не исчезают слова искренней благодарности или обещания сохранить увиденное в тайне.

- Уверен, - ускользающая улыбка на странном вытянутом лице с запавшими скулами, короткий кивок. Он никогда не делал того, в чем не был уверен или… самоуверен.
Какая, впрочем, разница?
Рэйдж наклонил голову набок. На секунду замер, услышав про отражения. А потом почему-то легко рассмеялся. В низком, богатом обертонами, рокочущем голосе прозвучало что-то мальчишеское.
- Да, пожалуй. Если вы поможете мне подняться, - Рэйдж мотнул головой. Волосы снова упали на глаза.
Как две створки раковины крылья медленно поднялись вверх едва не задев светильник, и Рэйдж виновато опустив голову пробормотал растерянное «Простите».
Полоса света. Прямой абрис спины. Ровная линия - ось. Как художник кистью растушевывает мазки акварельной краски, постепенно исчезали два ярко-белых крыла. Порядком измученный истинный, только что  с помощью Сида справившийся с близко подступившим безумием, отчаянием и одиночеством, начал аккуратно подниматься на ноги. Как будто боялся, что они внезапно отнимутся.
Для него этот жест означал еще и свободу. Большую свободу, чем бег по ночному городу. Свободу быть собой, пусть и расколотым на две половины.
Рэйдж не жалел о том, что именно Сид оказался невольным свидетелем его душевного эксгибиционизма.  Колода тасовалась настолько причудливо, что он уже почти перестал удивляться.
- У вас есть с мятой? – просто, как у старого знакомого, спросил он.

«Белые или черные?» - мысленно спросил Рэйдж, а вслух ответил:
- Порядок.
Думать о такой ерунде, как цвет крыльев Сида, сейчас было сродни спасательному кругу. С таким же успехом можно было думать о происхождении Истинных от крылатых обезьян. Обезболивающее подействовало довольно быстро. Будучи почти атеистом, мысленно Рэйдж возблагодарил всех известных богов за то, что неконтролируемого опрокидывания в бессознательное или бессознательно-яростное состояние не произошло.
Три ступени сумасшествия. Три способа сорваться в беспамятство. Страсть. Злость. Боль. За несколько лет он узнал их настолько хорошо, что научился обходить или наоборот бежать навстречу, словно безумец ищущий грозы.
Но сейчас просто не оставалось сил. Идет бычок качается, вздыхает на ходу. Похожий на соломенное чучело, которое хорошенько потрясли, Рэйдж безмолвно согласился с хозяином книжного магазина в том, что себя хотя бы частично следовало привести в порядок.  Но принимать душ он бы сейчас не рискнул.
Вначале дырка в боку. Потом чай с мятой. Это была отличная ночь, пожалуй. И он почти забыл о неудаче с Клэр, произошедшей не по его вине. Мысленно послал полицейских к черту. Медленно поднялся со стула и сделал пару шагов по направлению из кухни. Не шатало и не трясло. Можно было выдохнуть.
В ванной Рэйдж тщательно вымыл руки и лицо. Отчего-то вспомнилась детская считалочка. Смотрел в зеркало, мысленно проговаривая про себя:
«Evening red and morning grey,
Send the traveller on his way;
Evening grey and morning red,
Bring the rain upon his head»
На пороге кухни Рэйдж возник с вопросом о том, как скоро утро. Со всей неразберихой он совершенно потерялся во времени, и когда-нибудь нужно будет уходить.