Голиаф

Объявление

Игра в архиве.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Голиаф » Догтаун » "Адский" мотель


"Адский" мотель

Сообщений 1 страница 30 из 46

1

Те, кому довелось переночевать в нём, будучи соблазнённым подозрительно низкими ценами, чистотой холла и видом приветливой красавицы-китаяночки за стойкой ресепшена, уже никогда не суждено вернуться в свой истинный, человеческий или динозаврий, облик. Это одна из гибельных ловушек Пасти, заражённая энергий мутантизма. "Адский" мотель, как прозвали его жители Догтауна, можно встретить только по ночам. С рассветом он тает, будто красочный мираж, оставляя после себя в тёмном переулке или под мостом нечто, бывшее ещё вчера полноценным членом общества.
Неуловимая мышеловка никогда не появляется дважды на одном и том же месте. Снаружи она выглядит как старинный, серо-гранитный особняк с парадной лестницей, витыми чугунными ограждениями, искусной лепниной по фасаду и рядами арочных окон, из которых льётся тёплое медовое сияние.
За парадными дубовыми дверями с ручками-кольцами, которые держат бронзовые львы, взгляду ничего не подозревающего посетителя предстаёт уютный холл в королевских алых и золотых тонах с покрытой ковровой дорожкой лестницей, которая ведёт на второй этаж, где по обе стороны коридора расположено шестнадцать жилых комнат со всеми современными удобствами. На стенах, под бра из матового стекла в виде морских раковин, развешаны бесчисленные фотографии в рамках. На них в разных позах, с разными выражениями запечатлены все посетители мотеля - в последние минуты до своего превращения.
Поговаривают, будто некоторых счастливчиков "Адский" мотель всё же отпускает, не причиняя им ни малейшего вреда. Да только кто верит этим россказням?

2

Абажур квадратный, как китайский бумажный фонарик, выливает в комнату через край оранжевый тёплый свет. Ровный паркетный лист пола попирают львиные лапы кофейного столика и кушетки в стиле ампир. Позолота. Красная обивка. Коралловый шёлк узкого платья. Лёгкая чёрная туфелька едва покачивается на мыске. Молодая китаянка в пол тона напевает себе. Безмятежно, как просто довольная жизнью сущность. Или как наркоман, ненадолго избавившийся от ломки.
Опершись локтём на изогнувшуюся кошкой спинку кушетки, Хаана разглядывала фотографии двух молодых мужчин и женщины. Любовно поводила кончиками пальцев по глянцу бумаги, как мать ласкает спящее дитя. При этом в глазах китаянки отражалась тягучая тёмная истома.
Она коротко прижала к лицу гладкие листы, вдохнула резкий запах проявителя, тихо, ни для кого, рассмеялась и отложила фотографии на столик. Тёмная сигарета из старинного серебряного портсигара захрустела в тонких пальцах. Хаана потрясла коробком спичек с эмблемой её мотеля, прикурила от ломкого деревянного солдатика и откинулась на спинку кушетки. Красная помада отпечаталась на светлом фильтре. Красные губы разомкнулись, выпуская дым.
Как тело Левиафана по телу Города белые черви расползались по комнате, поднимались к потолку, где мясной каракатицей на двенадцати изломанных конечностях застыло нечто. Оно покачивалось под собственным весом. Цветок широкой глотки свисал вниз, его жерло в окружении лопаток-зубов дышало, и пульсировало, и всхлипывало, и судорожно сглатывало. С краёв того, что было ротовым отверстием, на китаянку смотрели шесть блестящих человеческих глаз с ресницами. На двух из них даже осталась потёкшая туш с мелкими комочками. Дешёвка. 
Хозяйка мотеля улыбнулась, оставила непогашенную сигарету чадить вишнёвым табаком на краю пепельницы, снова посмотрела на своё творение. С края чудовищного рта мутанта сорвалась влажная капля. Китаянка томно изогнулась и плотнее сжала колени. Чёрная туфля упала на паркет.

Отредактировано Хаана (12.12.2010 02:56)

3

Шагов почти не слышно на тихой улочке заводского района, фонарей немного и такие тусклые, что освещают только сами себя, большие мутные мухи на фоне темных стен. От них тени только чернее, как огромные кляксы, дыры в пространстве, из которых может появиться все, что угодно.
Что могло понадобиться одинокой девушке в таком месте? Разве что она сама вышла из такой же тени, пробралась в спящий мерным сном мир истинных и ящеров. Сенс задрала голову, откидывая капюшон, посмотрела на самый яркий фонарь –луну, полную, весело корчащую рожицы, перечерченную вуалью упавшей на глаза, слишком длинной челки. Сегодня они гуляют вдвоем. Осторожно и слегка навеселе, покинув небольшой тематический клуб, где она сливалась с толпой бледных подростков в черном. Сегодня ей хотелось именно так – голая кожа, черная кожа, вспышки клепок и булавок, и там и там. Тяжелая, неживая музыка, даже если ее извергали живые существа. Место неопасное –там только крылатые, маленькому мутанту не о чем было волноваться. Плохо это или хорошо, кто знает, она умела быстро бегать, именно потому редко одевала в верхний город что-то неудобное, вроде шпилек, что-то яркое, вроде красных тряпок.
Отражение в витрине, девушка развернулась, помахав своей неожиданной спутницей, или спутнику, с первого взгляда и не понять. Алые губы, а отражении кажущиеся черными, могли принадлежать кому угодно, как и черная толстовка с глубоко надвинутым капюшоном, из под которого на грудь падали пряди прямых черных волос почти до талии. Сегодня она видела минимум пятерых парней с такими же. Кожаная куртка была немного велика, что не удивительно, учитывая ее небольшой рост, зато кожаные штаны облегали длинные ноги так плотно, что могли быть второй черной кожей. И сапоги на плоской, удобной платформе, чтобы быстрее бегать. А то как же?
Сенс хмыкнула, отвернулась от витрины, так и не разобравшись, что это был за магазин, и как он затерялся среди топорщащихся трубами заводов. Девушка подняла глаза вверх, но ланы уже не было, ее загораживал огромный рекламный щит, подсвеченный мигающей лампой, поскрипывающий под внезапными порывами ветра. Звук органично влился в шум в ушах после клуба. На щите обещали счастливое будущее буквально каждому, кто успеет сделать вклад в местный банк. Пара стареющих сущностей, истинный и дино, улыбались, заставляя поверить в современные сказки и смешанные браки.
Может быть стоило остаться до утра с тем высоким и костлявым, что размазал всю ее помаду по своим губам и был так молод, что у него дрожали колени. Смотрел на нее из темноты загадочно неуверенным взглядом, карандаш, что он стащил из маминой косметички размазан был несимметрично , и это раздражало. Сначала немного, потом все сильнее, а потом она решила уйти. И вот теперь остановилась перед  входом мотеля. Ну надо же? Из арок окон лился совершенно нереальный свет на фоне темных,  невзрачных улочек. Словно, не заметив, в петлю забрела. И так естественно было легкой походкой подняться по ступеням, взять за ручку и открыть, озаряя себя тем теплом, что обещали коварные окна, скользнуть в него из унылой одноглазой ночи. Как неожиданный подарок, разве нет. Сенс давно привыкла, блуждая по петлям, по Голиафу и его изнанке, что не удивилась бы видению. С некоторых пор она вообще перестала задаваться вопросом, в какой из реальностей она находится, и реален ли тот мир, что был раньше, тот, что она почти забыла и лишь иногда листала воспоминания, как страницы старого альбома, который с каждым годом становился только тоньше.
А за дверью было… красно. И светло. И пришлось секунды две постоять, помолчать, подождать, пока глаза привыкнут. И тихо. Ноги утонули в кровавой ковровой дорожке, захотелось разуться и пройтись босиком. Кожа брюк скрипела с каждым шагом. За стойкой никого не было, девушка даже заглянула за нее на всякий случай. Взять ключ и пойти, поваляться на постели? Интересно, в какой из этих спален красные покрывала? Во всех? Непременно потребует красные.
На стенах фотографии... лица, лица, лица.. Пробежала их взглядом, тронула изборочно несколько рамок, внося беспорядок в четкий ряд, одну, подумав, перевернула вверх ногами. Там была приличная женщина, настолько чопорного вида, что захотелось придать ей какую то живость. А еще она была в платье прошлого века. Чудно.
Сенс вернулась к стойке, палец с черным коротким ногтем провел по гладкому дереву, подобрался к золотистому звонку вызова и легонько тронул его, оживляя тишину мелодичным звоном. Пора бы уже появиться немолодому и усатому, в костюме, вежливо улыбнуться и проводить леди на ее красное ложе.

4

Петли дразнили светом больного полнолуния темное настоящее небо, с которого сбежал даже стыдливый месяц. Старинный особняк дремотно дрейфовал в теле левиафана. Нерождённое дитя, плоть от плоти Пасти, её выпестованный метастаз был безмятежен от фундамента и до самой крыши. Сегодня уже всё свершилось. Даже новорожденный урод спал, присосавшись к потолку. Он ещё не узнал свой первый голод и первую кровь. Шесть глазных яблок вразнобой дёргались под веками. Они видели сны. Женщина, кажется, тоже спала, томно и душно, как в дорогой опиумной курильне, подобрав под себя одну тонкую руку, и уронив вторую с низкого ложа. Пальцы чуть подрагивали, обводя чьи-то невидимые черты.
Из угла комнаты метнулась тень мёртвой собаки со вздувшимся брюхом и вываленным из беззубого рта языком. Бесшумно исчезла в противоположной стене. На первом этаже открылась и снова закрылась парадная дверь. Кольцо в пасти бронзового льва немо закачалось. Хаана открыла глаза. Тихо повернулась на спину, нашла взглядом своего дремлющего «пасынка», улыбнулась. Она даже не успела заскучать. Женщина неспешно размяла шею, нашарила на полу свои бархатные туфли и поднялась с кушетки. На стойке в холле дрогнул звонок. Китаянка ещё помедлила перед зеркалом, окидывая взглядом своё отражение. Заправила за ухо выбившуюся прядь, тронула пальцем ложбинку над губой, там где чуть смазалась помада, одёрнула алое платье. По шёлку была вышита высокая гора с изящной пагодой на вершине, от которой к подолу сбегала извилистая тропа. На гладкой ткани в области бёдер остались заломы. Хаана поморщилась, ещё раз провела ладонями к низу, но больше ничего с этим делать не стала. Подхватив портсигар и спички, китаянка направилась к двери. Комнату она заперла на ключ. Мутант на потолке открыл один мутный глаз и снова доверчиво задремал.

На втором этаже послышались шаги. Ковёр полностью съедал стук каблуков. Спустя полминуты на лестнице показалась стройная азиатка в алом платье до колен. Она улыбнулась неурочному гостю.
- Заставила Вас ждать. Простите, - казалось, она говорила всем телом, без ломкости, от самой диафрагмы, так что даже негромкий голос настигал слушателя. Акцент едва уловимо щекотал слух. – У меня нет портье, - не то чтобы женщина была сильно расстроена этим обстоятельством, но видимо решила поставить в известность.
Она обвела взглядом стены, явно приметила беспорядок в фотографиях, но восприняла это с истинно азиатским спокойствием. Китаянка держалась расслабленно и чуть рассеянно, как не совсем проснувшаяся сущность, но вместе с тем выгладила очень довольной жизнью, что для разбуженного среди ночи истинного было совсем нехарактерно. Походя стёрла со столешницы несуществующую пыль – бледная ладонь с голубыми жилками осталась абсолютно чистой, - и оказалась за высокой конторкой. Небрежно уронив брелок от комнаты в единственную пустую ячейку, женщина наконец обратила внимание на посетителя. Взгляд карих глаз скользнул по бесформенной толстовке, по стройным ногам, затянутым в кожу, лёгким неодобрением старомодности тронул обувь, коснулся блестящих прядей чёрных волос и задержался на бледном треугольнике подбородка с алым чувственным ртом. Чёрная бровь дрогнула. Кажется, азиатка была заинтригована.
- Какие у Вас будут пожелания?
Женщина не глядя потянула за шелковое ляссе старомодного журнала, открывая на незаполненной до конца странице.

Отредактировано Хаана (13.12.2010 15:51)

5

-А у меня нет багажа. – отозвалась Сенс, разглядывая возникшую жар-птицу на призывный голос колокольчика. Ах, вот чтобы всегда звонки и звоночки вызывали таких чудесных видений. Она простила даже отсутствие усов. Пронаблюдала как хозяйка, видимо, этого мотеля неторопливо спускается по лестнице, как замечает наведенный беспорядок и как остается совершенно равнодушной к этому факту. Как каблуки погружаются в тело дорожки оставляя на ней секундные следы, как натягивается ткань платья на коленях, облитых чулками. Вот в такой одежде далеко не убежишь. Да стоит ли ей убегать? Что-то подсказывало, что достань сейчас Сенс оружие из-за пазухи и направь китаянке в лоб, та даже бровью не поведет. Да и зачем это делать? А тем временем взгляд скользнул выше на прекрасную вышивку на прекрасной фигуре. И, наконец, лицо. Черная подводка, красная помада, словно отражение ее собственного макияжа в чудном зеркале, что не меняет вещи, а меняет суть. Настолько они были не похожи.
Ключ звякнул и только сейчас Сенс заметила, что все ячейки полные. Удивительно для такого приятного места, не удивительно для такого неприятного района. Что-же заставило выбрать именно это место и это время? Но спросила она совершенно иное. Стягивая куртку и оставляя ее на столешнице, окинула взглядом стены в фотографиях. Вопрос приглушил свитер, что был стянут через голову, оставляя лишь алое кружево, обтягивающее пару небольших грудей
-Эти фотографии. Это же не знаменитости какие то, да и не красавцы все. Кто эти истинные? – положив кофту на место куртки, одела последнюю на голую кожу. Металлические вставки тронули приятным холодком, рождая стайку мурашек вниз по позвоночнику и вызвав улыбку.
- Жарко было, -объяснила спонтанный стриптиз.
-В той комнате, от которой вы вернули ключ, красные покрывала?, -Сенс убрала волосы, перекинув их через плече и.. окинув взглядом холл, вернула его хозяйке, смотря на мир сквозь длинную челку, -Желаю знать, как вас зовут и желаю задать один вопрос. Точнее попросить принять решение, я не хочу делать этого сама сегодня, - улыбнулась алыми губами задумчиво. Опустила глаза на записи.
-Сенс Алиес. Внесите меня в ваш список.

6

Гостья оказалась непосредственной как пятилетняя девчонка и развязной, как уличный пацан. И это ей шло, как некоторым идёт ковбойская шляпа или поросячье рыло вместо лица. То, что стыд у этой особы и не ночевал, скорее интриговало, чем раздражало. Китаянка то ли случайно, то ли безошибочным чутьём поймала бархатный взгляд из-за чёлки. Успела улыбнуться, прежде чем девушка мимолётно изогнулась, стягивая через голову бесформенные тряпки. Женщина едва ли не всей кожей могла ощутить, как от бледного тела дохнуло живым жаром. Красное кружево показалось много уместнее всего остального, наверное, даже уместнее наготы.
Белоснежка из старой сказки. Хрустальный гроб, красные яблоки и осколки зеркал. Досчитай до семи по отрубленным головам гномов и скажи, принесёшь ли ты мне сегодня её сердце или же сердце свиньи. Так похожее на то, что бьётся в груди у всякого истинного. И даже у некоторых мутантов. Ей ли было не знать. 
Когда Сенс снова могла посмотреть на китаянку, та совершенно безмятежно выводила в журнале время заселения. Так, словно это был по меньшей мере иероглиф «Дао». Как будто не было взгляда за секунду до и этой странной игры на раздевание. И до жары владелице мотеля дела не было.
- Эта старая коллекция. Модели – в основном гости мотеля. Это очень интересно, - тон её сперва был несколько скучноват для разговора о любимом хобби, но по ходу китаянка оживлялась. – Та милая леди, с которой Вы так нехорошо обошлись, например, была прачкой, а стала любовницей старого фабриканта. Он обещал жениться на ней и даже сдержал слово, но от него дама гуляла с заводскими парнями. Очень любила роки. Берите леденцы, - хозяйка указала ручкой на индийское блюдо.
Все движения женщины были словно не вполне завершены, так что в них оставалась некая недосказанность. Услышав про покрывала, она улыбнулась улыбкой самой дотошной домовладелицы, у которой обязательно найдётся всё на свете и ещё чуть-чуть сверх того.
– В той комнате - возможно, но там не убрано после гостей. Лучше третий номер. Там точно есть красные покрывала и ванная, а не душевая. Так что советую его. Двадцать семь долларов за ночь. Можно оплачивать по часам.
Перо скользило по бумаге с лёгким скрипом. Старомодным почерком с «украшениями» имя  «Сенс Алиес» смотрелось не хуже эскиза в портфолио тату-мастера.
- Меня зовут госпожа Хаана, - представилась она не отрываясь от книги. - Вам подходит?

Отредактировано Хаана (14.12.2010 11:09)

7

Неожиданно получив примечательную историю в подарок на свое любопытство, Сенс внимательнее вгляделась в лица в рамках. Надо же, какая необычная традиция – первый раз такое видела в славного городе Голиафе. Да и в своем прошлом прошлом, наполненном другими местами-снами не помнила.
-А меня вы тоже тут повесите, -поинтересовалась не без самолюбивого интереса, подумав, что будет выглядеть куда привлекательнее многих совершенно обычных лиц. И все же… они притягивали внимание. Было что-то в их глазах, в их выражении общее. Словно они все увидели нечто одно и тоже, что вызывает беспрекословные эмоции у любого истинного, будь то бедняк или богач, ангел или демон.
-Кто придумал это? – Хана никак не выглядела старше двадцативосьми, тридцати максимум. А костюмы некоторых постояльцев явно были из прошлого, а то и позапрошлого века, - Это странный мотель, -сказала уже сама себе, подхватив пальцами ярко красную конфету, зажав ее губами и лизнув языком, прежде чем полностью взять в рот. Не какое-то особенно представление для взгляда красивой китаянки Хааны, скорее выглядело, как привычка.
-Вам подходит - госпожа, -произнесла последнее слово так, словно узнала тайну, не предназначенную для посторонних ушей. Из кармана куртки достала деньги, долларов двести различными купюрами. Отсчитала нужную сумму. А почему бы и не вся ночь? Тут есть ванная. Наверняка тут есть все, что мог бы пожелать требовательный клиент. Интересно, как обстоят дела с вишневыми пирогами?
-В моем распоряжении есть истинный. Демон, -сказала Сенс, любуясь своим именем в книге. Прочитав имена тех, что были перед ней, чья комната была не убрана.Занятая своим любопытством, кажется даже забыла о том, о чем начала говорить, чуть наклонилась вперед, ближе к записям и к самой госпоже Хане. Подняла на нее глаза, заправив длинную прядь за ухо и внимательно посмотрела снизу вверх.
-Этот демо не плохой и не хороший, обычный. И мне он не причинил ни малейшего вреда, и даже принес пользу, но не по своей воле, - так близко от девушки доносился запах вишневого табака, перемешанный с нотами духов, пригретый ее теплой кожей. Сенс втянула воздух глубоко в легкие и отстранилась.
-Покажете мне мою комнату, госпожа?

8

- Если хотите. У Вас отличная фактура, - скорее профессиональная оценка фотографа или живописца, чем комплимент. - Когда-то все увлекались фотографией. Впрочем, теперь тоже, но по-моему, цифровая печать убила всю прелесть процесса, как лазерная огранка убила индивидуальность алмазов. Здесь только аналоговая печать, - как будто гостью волновали технологии.
Наверное, где-то в подвале или у чердака, спрятана и тёмная комната с красной лапмочкой, где пахнет перекисью и аммиаком, а глянцевые чёрно-белые прямоугольники свежих фото подвешены за уголки.
- Нравится?
Китаянка коснулась одной из рамок самыми кончиками пальцев, восстанавливая одной ей ведомое равновесие.
– Всё здесь придумал и воплотил мой отец, - в этом не было отношения, лишь констатация. 
И, вряд ли  об этом можно было догадаться по интонации, для самой владелицы мотеля это «отец» звучало с большой буквы.
Китаянка проводила алую, влажно блеснувшую карамель взглядом.
- Госпожа Хаана, - уточнила она, строго качнув указательным пальцем и взяла протянутые деньги.
Мимолётное прикосновение к руке девушки осталось на коже. При этом женщина снова не смотрела на Сенс – она отпирала старомодную кассу, больше похожую на гибрид печатной машинки с музыкальной шкатулкой. Дерево, металл, стёршаяся фальшивая позолота. Ящичек для деньг выдвинулся с механическим щелчком. Хаана отсчитала монеты для сдачи. Несмотря на подчёркнутую архаичность, где-то зашуршал чековый аппарат. Маленькие нудные формальности, кажется, китаянка даже от них получала удовольствие.
Протянула отрывок белой ленты и перьевую ручку.
- Распишитесь в журнале.
«Белоснежка» опёрлась локтями о стойку, заглядывая в журнал, так что Хаана могла видеть полоску кожи в проборе глянцевых волос. Хотелось запустить пальцы в длинную чёлку, дёрнуть рывком со лба, заставить запрокинуть голову так, чтобы увидеть, как дрогнет радужная оболочка, сузятся на свет зрачки, отметить языком влажную и сладкую от карамели полоску у внутреннего края искривившихся гневом алых губ, прежде чем маленькое отродье Петель опомнится.
- Да, вот здесь, - госпожа Хаана с мягкой улыбкой указала тёмно-вишнёвым ногтём нужную графу.
Пока Сенс ставила подпись неудобным с непривычки чернильным пером и любовалась рядом сообщений о заселении с разнообразными закорючками (под сообщениями о том, что постоялец покинул, мотель каждый раз стояла вычурная и витиеватая подпись самой Хааны), китаянка закрыла кассу и вытащила шахматную подвеску с ключом из третьей ячейки.
- Истинные вообще мало что делают по своей воле. Пойдёмте наверх. Так зачем он Вам? – кажется, чередование разговора о заселении с посторонними темами было для неё совершенно нормальным.

Отредактировано Хаана (14.12.2010 15:17)

9

Фактура, значит? Сенс улыбнулась очаровательно, на правой щеке появилась чуть заметная ямочка.
-Я хотела бы вам позировать, - заявила, выслушав сожаления о обесценивании фотографий и бриллиантов. Девушке нравилось, как госпожа Хана рассуждает об ушедшем, нравилось, как она смотрит на фотографии. Как прикасается к ним. Будто знала каждого лично и помнила. Так смотря на фотографии семейной династии на стене собственного дома. Но, возможно, эти чувство она испытывала к отелю. К отцу, что основал его. Интересно, где он сейчас и какова история этой семьи. Хана смотрелась настолько органично в этом окружении, была настолько его частью, что решительно не вписывалась в мир за пределами этих стен. Трудно было представить – вот сейчас она войдет в свою комнату, смоет макияж, соберет волосы в хвост, переоденется в джинсы и майку и ноги в истоптанных кроссовках унесут ее, словно волшебные туфельки Элли, в совершенно другой мир к другому дому. Там ждет подогретый ужин, может быть муж и скучный семейный секс перед сном.
Сенс вывела свое имя на бумаге и, сжав губами кончик пера, задумчиво посмотрела на хозяйку мотеля, пытаясь хотя бы мельком уловить черты той самой обычной девушки с улиц Голиафа. Рассматривала беззастенчиво и проникновенно. Подумала, что чувствует на себе ее взгляд. Не так, как миллионы других взглядов, что касаются ее, сторонятся, лапают, скользят и…проходят мимо, как воздух сквозь пальцы, не оставляя следа. Этот же, каждый, она чувствовала голой кожей через куртку, ловила, встречаясь глазами – словно затейливая игра – распознать мысли за вежливыми до сладкого словами. Перекатила конфету языком, малиновый вкус наполнил рот, скатился по горлу со слюной. Пахнуть малиной не так уж плохо. Интересно, чем пахнут губы госпожи Ханы? Вишневым табаком?
-Пойдемте, -девушка повернулась к лестнице и, забыв на стойке кофту, рассматривала по дороге фото, были тут и дино, оказывается. Что было бы, встреться они здесь в узком красном коридоре. Но мотель же был пуст.
Сенс ни разу не обернулась проверить, идет ли хозяйка следом. В конце концов у нее же был ключ от чудесного места с теплой постелью. Коридор был тихим, как и следовало ожидать, расстояние между дверями приличное, видимо комнаты соответствовали и не являли собой жалкие коморки с односпальной кроватью. Самостоятельно обнаружив комнату с цифрой «з», такой же замысловатой, как и все в этом месте, обернулась, прислонившись к ней спиной. Шла она медленно, так что хозяйка на тонких острых шпильках не должна была отстать, а по спине словно острым холодным лезвием провели, как раз промеж основания крыльев, заставив свести лопатки. Волна мурашек и статика на кончиках пальцев. Совсем одни в большом старом мотеле из прошлого века другой страны. Откроет окно, а за ни другое море, иной говори и иные лица.
Повернулась, она была ниже, гораздо ниже. Подняла лицо, чтобы смотреть в глаза. Полы не застегнутой куртки разошлись, открывая полоску голой кожи, совсем бледной на черном фоне. Слишком низкая талия штанов и алая перемычка кружева.
-Он - моя разменная монета. Был и будет. Но он плакал, когда видел мои крылья. Жалость – это то, что я не прощаю, -темные глаза сузились, резко прибавив недавнему подростку лет, - То, что я уже с ним сделала не накормило мою злость.

10

Пасть-холл, мясистый язык ковра, стеклянная люстра у лестницы, как нёбный язычок, и вот он коридор – пищевод рыбы-фонаря, всплывшей с самого дня левиафана. Красное-красное нутро с золотистыми жилками. За спиной своей гостьи госпожа Хаана шла шаг в шаг, вытянув одну руку к стене, ощущая на кончиках пальцев её текстуру. Обои были действительно шёлковыми, а не полимерной имитацией. Узор на них скалился то ли стилизованными соцветиями орхидей и лилий, то ли львиными пастями. А может быть и просто Пастью. Свет в коридоре мигнул, стал тусклее. Женщина опустила руку.
- Такое бывает.
Чтобы отпереть дверь, женщина подходит совсем близко, так что почти касается плечом. Ткань платья вычерчивает каждое движение китаянки резкими тенями и бликами.
-  Старая проводка.
Игра в реальность, готовность выудить из рукава простые объяснения чего угодно. Где то окно, что открывается глухую стену или «слепая» лестница в подвал. Нащупать границу иллюзии не так уж легко.
Ладонь легла на изогнутую латунную ручку, щёлкнул язычок замка. Хаана повернула к девушке лицо. Пауза затянулась на лишнюю секунду.
- Вы всем случайным знакомым об этом рассказываете? Проходите.
Спиной Алиенс ощутила пустоту. За распахнутой дверью была тёмная комната.
Под бледными пальцами щелчок выключателя рядом с косяком, и тот же потускневший свет, что был в коридоре, обрисовал номер с окном в ширину стены слева от двери и ещё одним проходом справа. Обои с насыщенным орнаментом тусклого золота на белом не раздражали глаз, пол почти от самого порога был застелен светлым ворсистым ковром. Ходить по такому иначе как босиком было бы кощунством, но хозяйка мотеля смело прошла в туфлях. Справа от двери было большое зеркало и шкаф. По левую руку стоял круглый столик на кованой раме и вычурное кресло. Но во всём номере царствовала большая кровать, застеленная красным покрывалом. По размеру ложе было вполне двуспальным, но только с одной тумбочкой и ночником.
Хозяйка мотеля оставила ключ на кофейном столике.
- Здесь совмещённый санузел. Вот полотенца, халат и всё, что Вам может понадобиться.
Щёлкнул ещё один выключатель, свет снова моргнул и полусумерки отступили. Белый кафель под мрамор, белая эмаль, большая треугольная ванна - всё блестело чистотой.
- Если хотите, сейчас сделаю чай или ужин. Но советую пирог с яблоками и корицей. Вам нравится этот номер?
Она остановилась у двери в ванную, глядя на девушку.
- Или это было предупреждение? 
Хаана снова вернулась к параллельному разговору, но при этом беспокойства возможной угрозой не обнаружила.

Отредактировано Хаана (15.12.2010 19:40)

11

Полумрак оказался так кстати, когда они оказались так близко. Всполохи алого платья там, где оно подчеркивало изгибы фигуры, хотелось протянуть руку и проверить, что нежнее, гладкая ткань или гладкая кожа. Одинаково ли они прохладные? Точеный абрис подбородка, алые губы слишком высоко, чтобы поддаться соблазну, но наблюдать за их рисунком было увлекательно, как они произносят не интересные слова о проводке, как влажной змейкой мелькнул язык за белыми зубами. И то, как легкий акцент задевает тонкую звонкую струну, натянутую от горла до паха.
  За спиной распахнулась пасть тьмы и на секунду низ живота свел легкий испуг – что там может быть. Ведь все, что угодно. Живая фантазия в секунды нарисовала красочные картины, то были и пара монстров, далеко не таких красивых, как она сама, и холодные склизкие руки с старых шрамах, что могут забраться под куртку и коснуться кожи, и просто пустота. Сенс так давно боялась темноты, что уже свыклась с этой своей фобией. Но на долю секунды подалась доверчиво ближе к хозяйке мотеля, так, что куртка лишь вскользь коснулась платья, а ее взгляд уткнулся в светлый изгиб шеи. Несколько вязких секунд, за которые воздух нагрелся, будто из стоя вышли и кондиционеры казалось, что она так и останется стоять, не решившись обернуться, тревожа беспокойным дыханием кожу Ханы. И сделала шаг назад, в темноту. След сапога мягко принял в себя высокий ворс ковра и пока пальцы китаянки не коснулись светильника, мрак почти полностью украл очертания фигуры, оставив только острый треугольник подбородка и мазок живота. Губы сложились в улыбку, а потом произнесли:
-Сегодня  я не хочу решить сама, оставить ли истинному жизнь.
Щелкнул выключатель, но Сенс стояла уже спиной, рассматривая свою случайную обитель. Окно и кровать – первое, что она заметила. Куртка осталась на ковре там, где она стояла секунду назад, но волосы почти полностью скрыли под собой узкую спину, и талию, что можно было обхватить пальцами мужских рук. Ее же десять пальцев коснулись стекла –так сложно рассмотреть что находится за почти зеркальной гладью? Но что там могло быть кроме унылой стены соседского дома? Показалось или нет во мраке какое то движение, тени ли от моргающего рекламного щита или очередной порыв ветра гонит мусор по узкому проходу. Только вверху светлело небо, на котором должны были быть звезды. Среди петель и трав они так кружат голову. Может ли левиафан прыгнуть так высоко, что проглотит звезду?
Девушка обернулась, Хана стояла в проеме двери в ванную. Яркий белый свет отраженный от белоснежного кафеля истончал ее и без того изящную фигуру и превращал в точеный черный силуэт.
-Я бы послушалась вашего совета, - Сенс нагнулась, расстегивая длинные молнии на сапогах, скидывая их по очереди, ступая босыми ногами с маленькими черными ногтями в ковер, зарываясь в него пальцами с видимым удовольствием. Когда руки принялись за незаметный замок на штанах, она все еще не уточнила, о пироге ли шла речь, или о том демоне, про которого она поведала.

12

Хозяйка мотеля молча наблюдала как девушка застыла на фоне окна между алыми шторами по сторонам, как на меленькой сцене. Яркий свет из ванны бил Сенс и этим скрывал выражение лица госпожи Хааны, которая разглядывала нового постояльца как бабочку на булавке, любовалась рисунком на крыльях и переливом чешуек, их хрупкостью: даже не сжать в кулаке, а только неосторожно тронуть пальцем, и нет уже прежней красоты. Из своего зрительного зала китаянка видела, как девушка склонилась к полу, чтобы избавиться от тяжелой обуви, как змеями скользнули по плечам тяжёлые чёрные пряди и тени. Тугая алая полоска поперёк безупречной спины, полупрозрачные лепестки кружева на груди, а руки ловко расправляются с замком брюк. Камерное представление для одного зрителя. Маленькая хищница, золотая рыбка, заплывшая в тёмные глубины. Беспечная, беспечная. Наверное, вот так же ловкой рыбкой её узкая ладонь порой скользит за пояс, пальцы прижимаются к промежности, ощущают жар и влагу сквозь невесомое бельё, она вдыхает алым ртом, облизывает губы, игриво отдаётся себе.
Хаана медленно провела рукой по косяку, улыбнулась своим виденьям и скрылась в ванной.
- И на что же Вы рассчитываете? – донеслось оттуда, прежде чем зашумела вода. - Подумайте, а я принесу чай и пирог. Или даже печенье с предсказаниями, - неприкрытая насмешка, и с этими словами китаянка совсем вышла из комнаты.
Удаляющиеся шаги по ковру. Из ванны доносится влажное тепло и запах трав.

13

Пока Хана была в ванной, девушка успела стянуть с себя вторую темную кожу штанов, оставив их там же, у окна, словно оставляла след из крошек, по которому потом сможет вернуться, сбежать из умело расставленных сетей. Странным было откуда всплыла эта ассоциация, пока еще не понятная ей самой. Что-то царапнуло, рождая не столько беспокойство, сколько интерес. Хотя все это могло быть такими же домыслами, и это всего лишь мотель, а это всего лишь его хозяйка, очень заботливая к единственному постояльцу за ночь. Всего лишь кровать и всего лишь ванная.
Хана вышла, вопрос остался без ответа, а пальцы ног холодил кафель. После пушистого теплого ковра хотелось ступать по нему быстро и на самых носочках, добираясь до ванны, наполненной ароматной пеной. Последним, алым мазком в белоснежной ванной на пол упало белье. Вода оказалась ровно настолько горячей, чтобы закололо кожу, но почти сразу перестало обжигать, позволяя раствориться в тепле и, закрыв глаза, вдохнуть богатый травяной аромат. Погрузиться по самые глаза, наблюдая за тем, как всплывают порозовевшие колени, и пальчики ног с ярким лаком цепляются за противоположный край ванной.
Может быть уснуть? До утра. Сделать звонок, совершить обмен и заняться поисками дальше. Но это было бы слишком скучно, и для нее самой, и для ее пленника. Сенс любила ощущать власть над чьей то жизнью, возбуждало это чуть ли не больше, чем секс. Поверила ли ей Хана, или решила, что это просто болтовня, и если да,  то как отнеслась? Всегда ли эта женщина так спокойна к любым откровениям? Хладнокровна? Так много повидала за свою жизнь или жизни истинных ее не тревожат. Сенс было интересно, какое решение она примет. Сегодня можно было остаться в стороне, наблюдая?
И неожиданно все внутри обдало скользким острым морозцем, заставив чуть вздрогнуть. Окно. Окно в стене и улица за ним. Ничего необычного, если бы за этой стеной не был соседний номер. Девушке не нужно было подниматься и вылезать из ванной, чтобы проверить. Ладони легли на лицо смывая косметику, а холодок отступил. Иллюзия, петля, просто сон? Может быть сегодня она не вернется в Анул? Ее очередь бесследно исчезнуть?
Красивая сеть из старых фотографий, красного щелка и улыбок хозяйки. Девушка с головой ушла под воду, задержав дыхание и поняла, что не боится. Хотела бы почувствовать это липкое, застилающее разум черным дымом, так знакомое ей благодаря фобии. Но сердце билось сильно и размеренно, требуя кислорода, в котором ему отказывали. Еще секунда и вынырнула, вдыхая медленно. Сон во сне во сне, но пока ванная и вода в ней реальны, можно наслаждаться. То не было силой духа или храбростью сердца, то была привычка жить среди иллюзий, принимая изменение за изменением, что уже ни раз выворачивали тело и душу Сенс наизнанку.

14

Когда Сенс вынырнула из воды, то вместе с воздухом глотнула и звуки, доносившиеся откуда-то с первого этажа. Луис Армстрог пел о своём невыносимо прекрасном мире. И будто даже через перекрытия было слышно, как граммофонная игла завистливо скребёт виниловую пластинку и похрипывает вместе с исполнителем видавшая виды акустическая система, сдерживая слёзы о несбыточном:
I see trees of green, red roses, too
I see them bloom, for me and you
And I think to myself
What a wonderful world.
От воды поднимался тяжёлый горячий пар с нотами горной лаванды, чабреца и тимьяна, подсказывая, что только так и должно пахнуть в таком удивительном мире.
За распахнутой дверью царил золотистый полумрак, не тот от «старой проводки»,  а как если бы кто-то выключил верхний свет и оставил гореть только лампу на прикроватной тумбочке. Хаана уже вернулась. Посреди комнаты поблёскивала хромирована тележка доставки: вполне банальный чайный набор из белого фарфора и какая-то снедь на блюде под крышкой. Там же лежал и старомодный плёночный фотоаппарат. На ковре, у входа в ванную была брошена чёрная толстовка и туфли китаянки.
I see skies of blue, and clouds of white,
The bright blessed day,
The dark sacred night…*
На этой строчке пластика сбилась и вместо трубы и саксофона в ванную заскользили звуки оркестровой музыки, неуловимо напоминающие о старых диснеевских сказках. От граммофонной хрипотцы не осталось и следа.
- Я задала вопрос,  - раздалось над самым ухом Сенс.
Хаана сидела на бортике ванной прямо за спиной девушки, поддёрнув узкое платье и закинув одну ногу на другую, так что в зеркале над раковиной было видно как из-под красного шёлка выглядывает кружево чулка. Кажется, китаянка что-то держала в руке и меланхолично это разглядывала.
- Так на что Вы рассчитываете? – повторила она с ноткой нетерпения в голосе и нависла над гостьей.
Левая ладонь упёрлась в бортик ванной у стены. В пальцах по-прежнему было зажато алое кружево, явно подобранное с пола. Госпожа Хаана склонила голову к плечу, разглядывая лицо Сенс в потёках косметики, голые плечи, страстно облепленные мокрыми волосами, грудь, почти полностью скрытую белой пеной. Глядя в карие, как отражение её собственных, глаза, правой рукой женщина мягко отвела со лба девушки чёлку, ласково вплела во влажные пряди тонкие прохладные пальцы. Склонилась ещё ниже, так что лёгкие золотые подвески закачавшись защекотали край высокой скулы Алиен.
- Когда я задаю вопрос, то очень рассчитываю услышать ответ. Запоминай, – прошептала гипнотически-доверительно и резко опустила руку вниз, так что Сенс снова с головой ушла под воду. Уже не по собственной воле, а в жёстком захвате.
_______________
*What a wonderful world - Louis Armstrong
Я вижу зелёные листья деревьев и / красные лепестки роз / Вижу как они цветут для тебя / и меня / И я понимаю, / Что этот мир полон чудес //Я вижу белые облака на голубом небе  / Ясный солнечный день / Тёмную тихую ночь

15

Хана сидела позади. По край мере в этом уверяла зеркало, рисуя их отражение под звуки старой песни. Сенс слышала ее когда-то, она была уверена. Но вот вспомнить  о том, кто это поет не могла. Наверное потому, что имена из того времени, почти все имена, а не только певцов о прекрасном мире, смазались, расплылись, словно чернила в кляксе воды, оставив лишь след от нажима, память, что там когда то были слова.
Но почему именно эта песня? Здесь и сейчас. В какую  ловушку своего или чужого сознания она попала? Сенс так и не обернулась, что если хозяйки там не будет, за спиной? Что, если она есть только в отражении? От запаха трав начала слегка кружиться голова, а хриплый голос вперемешку с царапинами и неровностями пластинки увел за собой куда-то глубоко в прошлое, не год, ни число, обычная комната, еще хранящая дух детской –старые плакаты с героями мультфильмов соседствуют с новыми –популярных тогда певцов и певиц, плюшевые медведи и кролики соседствуют с учебниками и научными трудами, слишком серьезными даже для подростка. На полке, рядом с тумбочкой, лежат очки в тонкой оправе, свет из наглухо закрытого окна отражается от стекол, пускает на подушку и на чернильные пряди солнечных зайчиков. Кожаный наручник крепко держит тонкое запястье, не оставляя следа, как бы сильно не вырывалась. Да она и не вырывается, человек, которому она доверяет, сказал, что так нужно. Что так будет лучше. И включил проигрыватель. Тогда слова тоже хрипели, пластинка была заезжена. Это была его любимая песня.
Секунды воспоминаний и голос госпожи Ханы заставил проснуться, взгляд девушки машинально отметил ее руку со своим бельем на краю ванной – внутри что то дернуло и отпустило –реальная. Запрокинув голову посмотрела на хозяйку мотеля немного растеряно, зрачки расплылись так широко, что скрыли радужку, оставив только золотистый контур по краю в ярком свете, щеки, расчерченные черными слезами и губы, что под помадой были почти такими же яркими. Рассматривала ее лицо в ответ проходящим насквозь взглядом, не расслышав первую фразу. Кто ты – хотела спросить. Почему эта песня, что так резко прервалась – может и нее было никогда? Но секунды были упущены, заговорила сама госпожа Хана, пальцы гладили мягко, но хватка была жесткой и Сенс не успела вдохнуть, только закрыть рот, в который попала вода, закрыть глаза. Дернулась в первую секунду, пальцы судорожно схватились за края ванной, волосы натянулись до боли. Кончилась игра? Или только началась? Мелькнули мысли и пальцы разжались, уходя под воду вместе с телом, оставляя на поверхности только ноги. А руки скользнули по ее руке, поднялись вверх, оставляя влажный след. Еще немного и откроет рот и захлебнется. Еще немного, и дернется со всей силой, оставляя в цепкой руке пряди волос, что сейчас змеями расползлись по поверхности воды.

16

Хаана играючи преодолевая сопротивление воды и гибкого тела держала девушку у самого дна. Даже самые безумные сущности начинали цепляться за жизнь, когда заканчивалась игра в «а давайте я порежу себе вены» и кто-то берёт действительно очень острый нож, чтобы устроить примерно тоже самое, только с большем эффектом. Маленькая Белоснежка не оказалась исключением. Есть вещи, которые не волен контролировать никто живой – дыхание одна из них. Если только он на самом деле жив, а не как левиафан и не как владелица мотеля, которая годами лелеет несуществующее истинное тело. Оно училось моргать, дышать, откашливаться от крепкого табака. А быть может и нет. Сама Хаана не всегда это знала. Ведь взялся же откуда-то китайский акцент и запах молодого бамбука, который она помнила так ясно, будто прикасалась к гладким стеблям только вчера.  А бамбук на побережье Атлантиды никогда не рос. Кто-то привёз этот запах сюда вместе с раскосыми глазами и широкими скулами, на тех же кораблях, которые возили чёрных рабов и оливковых конкистадоров. А может быть, он приплыл сюда раньше, вместе с тростниковыми лодками из дельты Нила…
Полынья в белой пене неправдоподобно-быстро затягивалась, скрывая от женщины искажённое водой и несделанным вдохом лицо. Пальцы с чёрными ноготками беспорядочно и беспомощно шарили по гладкой коже, нелепым усилием вырваться или, быть может, мольбой. На поверхности забурлили пузырьки воздуха и Хаана так же резко и легко потянула Сенс из воды, на себя. Чёрная краска и кровавая помада ещё сильнее расплылись по лицу. Из глаз наверняка уже текли настоящие слёзы. Вряд ли от боли, обиды или страха. Это тело тоже решало само. Но в любом случае на мокрой коже солёную воду было невозможно отличить от простой воды. Не обращая внимания на неизбежный кашель и потёки горькой туши, китаянка снова склонилась к своей жертве и провела языком от дрожащих губ к внутреннему уголку глаза. А за тем выпутала пальцы их сбившихся прядей и бережно, как ребёнка, взяла девушку под голову, чтобы та ненароком в приступе кашля не рассадила себе затылок о бортик. Оставив красное бельё тонуть в белой пене, левой рукой  женщина коротко обвела чёткий овал лица и прижала девушку к себе, не заботясь ни о своём шатком положении на бортике, ни там, что сама уже с ног до головы была в брызгах выстывающей воды и неряшливых мазках пены.
- Чшш, - тихо шептала китаянка, убаюкивая Сент так ласково и расслабленно, будто не ждала в ответ ни крика, ни удара.

17

Вдохнула. Горячий влажный воздух, горло разорвал непроизвольный кашель. Пальцы сильнее вцепились в руку китаянки, словно она спасала ее, а не топила только что. Тяжело дышала, но, почему-то ничто внутри не требовало тут же вскочить, вырваться, ударить… Может быть в мыслях она все еще переживала забытые моменты прошлого, может быть поняв, что вокруг нереальность забыла о реальных правилах. О том, что она все еще реальна, что ее реальному телу нужен воздух, что оно все еще может умереть, каким бы покалеченным и измененным не было.
Острый язык прошелся по ее губам, вверх, ладонь, что держала крепко, снова стала нежной, заботливой. Каково живется, когда не знаешь – это ты сошла с ума или мир вокруг тебя сегодня вертится в обратную сторону.
Подняв руку вплела пальцы в ее волосы и притянула обратно, лизнув ее губы, почти повторяя жест. Ноги уперлись в стену ванной, закрепляя ее положение –теперь утопить будет не так легко в неглубокой ванне. Но то был скорее инстинктивный жест тела, убежденного в необходимости самосохранения.
-Кто ты? – спросила в ее губы, -У меня, наверное, помада размазалась, -заметила отстраненно и , кажется, даже расстроилась тому. Хозяйка была загадкой, а пистолет все равно остался в кармане толстовки, беспечно брошенной в холле. Теплый свет окон мотеля – почувствуй себя глупым мотыльком. Сенс улыбнулась, Шаах будет очень очень ей не доволен, он всегда говорил «Умрешь, домой не возвращайся». Хотела ли Хана ее жизнь, или ее страх? Так кто, говоришь, все эти люди на фотографиях? Мокрая рука обняла китаянку за гибкую тонкую талию. Визжать, вцепившись друг другу в волосы на мокром кафеле? Смешно. Усвоить урок и отвечать на ее вопросы? Сенс смотрела в карие красивые глаза, и видела там тьму, которая пугала ее все существование, но заключенная в женское притягательное тело она становилась приманкой. И эти крылья должны когда–то сгореть в огне.

18

Китаянка с удовольствием, прикрыв на секунду глаза, поймала губами влажное движение языка, улыбнулась откровенно. При других обстоятельствах подобная улыбка однозначно трактовалась бы как призывная. Маленькая распутная девчонка, готовилась защищаться, но и льнула к опасной твари. Играла? Усыпляла бдительность? Или правда не знала, чему поддаться: истошно визжащему инстинкту самосохранения или мягким движениям почти материнской ласки.
- Госпожа Хаана, - повторила китаянка как для неразумного ребёнка.
Это было и ответом на вопрос и напоминанием.
- Помада – пустое. Ничего страшного. Но если ты испортишь мне прическу, то ничем хорошим для тебя это не закончиться, - она то ли в шутку, то ли всерьёз, но явно угрожала, продолжая улыбаться и всё так же нежно обнимать, балансируя на краю белой ванной.
Левая ладонь бесстыдно скользнула по тонкому напряжённому телу, стерла с мягкой груди лохмотья пены, поймала ложбинокой между пальцев острый сосок, провела под водой ниже, вдоль едва обозначенных рёбер к талии, соскользнула за спину, огладила вдоль позвоночника, застыла между лопаток. И там раскрытая ладонь запечатлела прикосновение как тавро, не болью и жаром, но сковывающим, снова выбивающим из груди воздух холодом, так что Сенс почувствовала онемение в нематериальных обломках своих потерянных крыльев. Хаана снова приникла к девушке. Собрала на острую скулу не обсохшую влагу и частицы растёкшейся краски. Опять захолодила распаренную кожу золотая кисть серьги. Губы коснулись нежной аккуратной раковины уха. Женщина вдохнула чистый, живой запах окутанного жаром тела и мокрых волос. Закрыла глаза и зашептала:
- Если будешь послушной, маленькая шлюха, я отпущу тебя, скажу что делать с твоим демоном и может быть… - Хаана освободила девчонку от всяких – и жалящих, и нежных - объятий и поднялась с бортика. – …дам тебе другие крылья, - отчётливо закончила хозяйка мотеля, оправила помятое мокрое платье и вышла в комнату наливать чай.

Отредактировано Хаана (19.12.2010 01:24)

19

Сенс откинулась обратно на стенку ванной, как и в начале вечера, уходя под воду. Там, где Хаана касалась – кожа горела, на спине же ныла каждой напряженной мышцей. Откуда? Да какая разница – попалась же. Сама пришла, а теперь мурашки по коже и холодок, словно призрак неприкаянный сжал рукой сердце.
Причудливая насмешка –у мутантов нет крыльев истинных, но от ее жалких огрызков петли не избавили, оставив нелепое украшение, напоминание. А по лопаткам словно лезвиями провели и следы горели. Внутри билась невостребованная сила, призрачная боль, которая мучила ее долгие годы, но вроде поостыла, позабылась, и вот снова, словно вчера могла их распахнуть. Белыми их видел только один истинный, целыми их видел только один истинный.
Но мысли вернулись в здесь и сейчас, вода стекала свободно по обнаженному телу, с длинных волос, капала на пол, холодила остывающую кожу. Смыла с лица краску начисто и неспешно высушила кожу полотенцем дольше всего провозившись с волосами.
Ах, добрая крестная фея сделает мне новые хрустальные крылья, но до двенадцати ты не должна подниматься с колен. Такие сказки дарят петли на ночь.
Закрыв глаза, Сенс прислушалась к тому, что происходило внутри, к тому, чего она хотела. Она хотела жить, определенно. Она находила радость в своем существовании и в своем мире. Она не могла предложить Хаане ничего нового, что же она могла потребовать в обмен на столь щедрые дары? Секс был слишком просто, его она могла бы получить и без всей этой мишуры и угроз, даже без лишних слов и чая с пирогом. Хотела добавить к игре принуждение, госпожа? Не признать, что царапнуло такое отношение –соврать, но гордость не бесценна. Не там, где жила мутантка, в мире, где клеймо стаяло на ней до самой смерти, запретив весь мир, выходы к которому строго охраняют неподкупные динозавры.
Сенс оставила полотенце в ванной, где-то в воде, мокрое, плавало ее белье. Холодные мокрые волосы заплела в свободную косу до талии, чтобы не мешались. Пальцы щелкнули выключателем, оставляя за спиной темный проем двери, погрузив их полумрак, рассеиваемый лишь золотистым светом одной единственной лампы. Тепло ароматного запаха –чай. И да, ее губы пахли вишнями –неожиданно пришло воспоминание, упущенный момент в вихре событий. Фотоаппарат на краю столика. Где все эти люди с фотографий?
-Мне же все равно придется принять все твои условия, госпожа Хаана,- девушка прошла в комнату, отсутствие одежды не особо смущало, но не смотря на это она все же попросила, -Не называй меня шлюхой, это неприятно.

Отредактировано Сенс Алиес (19.12.2010 03:04)

20

Женщина подобрала с пола брюки и куртку Сенс, небрежно кинула их к проходу на уже лежащую там толстовку. С первого этажа по-прежнему доносилась музыка – вполне узнаваемая тема из строго доброго «Аладдина», который когда-нибудь видел, должно быть, каждый ребёнок:
Indescribable feeling. Soaring, tumbling, free-wheeling.
Through an endless diamond sky.
A whole new world.
Как насмешка наивная пышная музыка звучала в этом дурном месте, где теперь отчётливо чудился привкус смерти. А Хаана тем временем без всяких китайских церемоний, разлила чай по двум фарфоровым чашкам, сняла с блюда крышку. Там не оказалось ни отрубленных младенческих пальчиков, ни чьих-нибудь выдавленных глаз, ни даже отбивной с кровью в клюквенном соусе – целый яблочный пирог домашней выпечки, аппетитно щекочущий ноздри корицей. Сахарница, молочник, серебряные ложечки на резных бумажных салфетках. Всё как в лучших домах. Маленькое безумное чаепитие с Червовой Дамой. «А где же Безумный Шляпник?» - «Я за него». Китаянка взяла с края столика большой кухонный нож и ловко разделала пряную выпечку на восемь крупных ровных кусков. Небрежно положила прибор на прежнее место и опустилась в кресло у окна со своей чашкой и блюдцем на коленях.
…Or say we're only dreaming… A whole new world…
Every turn a surprise.*
Хозяйка мотеля окинула девушку долгим тяжёлым взглядом. В нём было больше прошедших лет, чем в самой просмолённой беззубой старухе из чайнатауна. И всё же то был взгляд молодой жадности и смертной живой страсти. И как будто в каждом явлении наготы гостьи Хаана видела нечто новое, прекрасное и с искренним удивлением открывала эту новизну для себя. Всё те же плечи, грудь, изгиб талии и подростковый рисунок бёдер, чистая кожа внизу живота и никаких тайн. Женщина улыбнулась одним углом рта, взгляд потускнел, потерял остроту и тяжесть. И заговорила китаянка без влажного придыхания, обыденно, как с младшей сестрой, хотя и это прозвучало на грани приказа:
- Там был халат. Оденься.
Отставила чашку на столик, поднялась и сама принесла из ванной белый гостиничный халат, сама набросила на узкие плечи. Мимолётно коснулась губами за ухом. Босиком ступала легко, как кошка, кажется, едва приминая ковёр. Вернулась на место.
- Проходи, угощайся, если хочешь.
Женщина взяла со стола свой чай. Обвела кончиками пальцев золотистый ободок. В тусклом освещения вишнёво-красный лак казался почти чёрным.
- Уясни наконец, что я буду называть тебя так, как мне захочется, моя маленькая Белоснежка. И пока потрудись говорить мне Вы. Ты поняла? – китаянка снова смотрела на чистое лицо Сенс с теми же чувственными и лукавыми красными губами в уголках которых сейчас затаились упрямство и справедливая обида. – Садись сюда, - Хаана указала место пушистом ковре у своих ног. – И расскажи мне всё о своих крыльях, о том, за что и кому ты их сменяла. Расскажи мне всё. Я помогу, если надо.
_______________
*Aladdin, 1992. Авторы: Alan Menken/Howard Ashman, “A Whole New World”:
Неописуемые ощущения! Паря высоко, быстро исчезая, не чувствуя ограничений / В бескрайнем бриллиантовом небе - / Целый новый мир… // …Никто не говорит, что это лишь сон… Целый новый мир. / Каждый новый вираж изумляет…

Отредактировано Хаана (19.12.2010 04:29)

21

Сенс старалась быть разумной и дышать ровно, но Хаана сбивала ее с толку, эти резкие смены от почти материнской заботы и нежности до случайных прикосновений и взглядов, которые могли принадлежать только любовнице, этот жестокий тон и слова, которыми тешила себя госпожа. Трудно было подстроиться под манеру поведения, которая непредсказуемо менялась, словно музыка , пропитавшая стены, как начинка – яблочный пирог. И это странное чувство, что все тут связано и подчиняется воле только Хааны – свет, запахи, звуки, сами пол, потолок и стены этого места. Короткий взгляд на стену, где было окно – оно и сейчас смотрело слепым глазом в ночь. Ступала по ковру осторожно, не поддаваясь ни теплым домашним запахам пирога и чая, ни мягкой ткани халата, что легла на плечи, скрывая наготу, даря иллюзию такой тонкой брони –и это странное милосердие тоже выбивало из колеи. Голого человека куда легче подчинить – Сенс знала это на опыте, она побывала по обе стороны. И прикосновение губ за ухом, невесомое почти, будто и показалось вовсе, но от него все тело обдало жаром, словно от горла до паха провели горячей рукой под кожей. Хотела ли этого Хаана, или сама Сенс так остро реагировала на близость… этого существа? Не мутант, точно, ни у одного мутанта не было таких сил. Но все мутанты могут врать –шепнул внутренний голос и тут же забылся –если она и врала, то уж слишком красиво и убедительно. Пасть? Пришел следующий логичный ответ, было ли во власти левиафана подобное? Предположение с родни тем самым старым сказкам, но что еще оставалось из возможных «логических» объяснений? Разве что иллюзии петель, в которых она заблудилась, и ничего этого вообще не существует, а ее тело снова разобрали на составляющие живого конструктора и соберут что то новое, что-то с другим телом и другой памятью. О, пусть она ничего не вспомнит потом, если это так…
Сенс прошла к столику, взгляд лишь на секунду задержался на ноже в крошках торта. Но рука взяла блюдце с яблочным угощением и чашку чая без сахара. Белоснежка звучало странно, но не так уж плохо по сравнению –выполнила ли Хаана  ее маленькую просьбу, или приберегла красочные эпитеты на потом, когда снова станет властной госпожой? Села на ковер, там, где указала женщина, аккуратно поставив перед собой посуду, облокотившись спиной на подлокотник, слегка задевая плечом ногу в чулке, рассматривая, как разутая узкая ступня тонет в ворсе ковра. Почему бы не рассказать, ничто пока из того, что приказывала хозяйка мотеля не стоило драки на смерть. Может быть только сама жизнь и стоила подобного.
-Я думаю, вы слышали куда больше и более интересных историй, -проговорила, дожидаясь пока остынет горячий чай, -Мой брат и опекун был ученым. А у меня был талант. Дар, так он это называл. Но просто получить дар –этого мало, говорил он, и мы работали, много работали, как тренируют спортсменов с детства. Проводили много экспериментов в его лаборатории над различными истинными и в конце концом моему гипнозу поддавался почти каждый. Знаете, что это такое – когда твоим словам беспрекословно подчиняться?- девушка улыбнулась иронии –конечно же Хаана знала, -  Когда можешь внушить ложную память и ложные чувства, когда по одному твоему слову истинный превращается в марионетку, выполняющую приказ, -и дальше заговорила уже тише, словно из под толщи нахлынувшей волны воспоминаний, - Знаете, чем это может обернуться в руках ребенка, который видел и любил только одного человека, но не получал взаимности, а только холодный изучающий беспристрастный взгляд? Я тоже не знала, когда решил загипнотизировать своего брата и попросить его любить меня, - Сенс замолчала, взяла кусок пирога руками и откусила большой кусок –не смотря на все, что случилось и продолжало случаться этим вечером, она чувствовала, что дико проголодалась. Прожевала и запила чаем.

22

Девушка была послушной, но держалась осторожно как уличная кошка, которая никогда не спит обоими глазами в незнакомом месте. А Хаана всё так же задумчиво водила кончиками пальцев по ободку чашки, наблюдая за тем, как Сенс берёт себе угощение и занимает предложенное место у низкого кресла. Игривая, чувственная, наивно-порочная, открытая, испорченная девчонка, знающая свою силу, сейчас гостья стала как будто робеть своей натуры, как ученица из женской школы, отвечая урок у доски перед строгой классной дамой, которая имеет обыкновение проверять длину юбок по линейке и ей же быть по пальцам.
- Если мне не понравится, Белоснежка, ты просто отсюда не выйдешь, - китаянка даже пожала плечом.
Не угрожала и не предупреждала, а так  своеобразно предлагала не переживать. Всего-то остаться на второй год. А дальше хозяйка просто слушала, глядя на девушку сверху вниз. Сенс утопала в мягком безразмерном халате, тонкие запястья и пальцы казались хрупкими и полупрозрачными на свет, как фарфор чашки. Алые губы проговаривали слова, тень от чёлки скрывала выражение глаз.
Хаана щёлкнула крышкой серебряного портсигара, огладила подушечками пальцев тёмную сигарету, будто разравнивая неоднородные табачные крупинки, вставила золотистый фильтр в короткиё янтарный мундштук. Обняла алым ртом, закурила от спички и легко стряхнула почерневший огонёк на мельхиоровый поднос. Китаянка не выталкивала из себя дым усилием, но спокойно выпускала его завитки из распахнутых губ вместе с дыханием. Запах вишни мешался с запахом корицы и печёных яблок, обволакивал и убаюкивал.
Оставив свою чашку на коленях, китаянка отвела с лица Сенс надоедливую чёлку, за узкий подбородок повернула девушку к себе. Глядя в глаза, сделала затяжку и отнесла в сторону мундштук. Ладонь обняла острую скулу, так что подушечки пальцев ощущали невесомый пух у границы роста волос. Большой палец с тёмным ногтём с нажимом провёл по губам, смахивая с уголка крошку от пирога. Хаана как будто проверяла, не осталось ли помады. Уголки собственных губ китаянки дрогнули. Ей нравился этот бесстыдный природный цвет и длинная тень от ресниц на щеке.
- И что было дальше?

23

История, как история. Привирать и приукрашивать ради забавы ее не хотелось, да и не смогла бы, наверное, сделать из своей маленькой трагедии шоу с песнями и плясками. Но прежде чем продолжить рассказ еще раз внимательно посмотрела на Хаану, пытаясь на этот раз разглядеть, распознать настроение. Оставишь еще одним именем в своей старинной книге, еще одним лицом на черно-белой фотографии? Рассадишь вокруг семь фарфоровых гномиков под веселую диснеевскую песенку?
Дым, окутавший лицо китаянки замысловатыми завитками коснулся запахом дрогнувших ноздрей девушки. На секунды на губах появилась прежняя улыбка, еще тогда, когда она только переступила порог мотеля, беспечно очарованная теплыми окнами. Не больше часа же прошло, кажется.
Словно только что в карих глазах не мелькали тени прошлого, затмевая собой нереальную реальность, что была вокруг. Язык коснулся пальца Ханы, лизнул и снова скрылся. Сенс мягко высвободила подбородок – так не удобно было сидеть, так неудобно было говорить –взгляд хозяйки сбивал с толку и путал мысли. Еще горячий чай сквозь тонкий фарфор грел пальцы, но ни тепло халата, ни тепло уютных ароматов не могли прогнать ощущение холодка в груди, что не давал ни на секунду поверить в то, что эта ночь закончится чем то хорошим. Словно сон, который она уже видела и знала, чем он закончится, но продолжала следовать намеченному пути с непонятным упорством и надеждой, подумывая о том, что неплохо было бы очнуться, но понимая, что видение не отпустит, пока она не пройдет все до конца.
-А дальше он сошел с ума, правда поняла я это далеко не сразу. К нам все реже стали приходить его коллеги, а он все больше стал проводить времени со мной. Это было приятно и я радовалась, и его совершенно иным, непонятным мне, но таким пристальным взглядам, и его объятиям, которыми он не баловал прежде, его сбивчивым признаниям, его руке на моем колене и первом трепетном желании, которое он не мог, а я не умела сдерживать, -девушка замолчала, делая очередной глоток чая, но уже явно не наслаждаясь вкусом, просто нужен был перерыв, слова были сухими, без литературных изысков и красочных описаний. Все это было так давно…- Но страсть ко мне не вытеснила его страсти к науке, переплавилась в одержимость, мной и моими способностями. И вместе с этим росло его безумие и его страх, он боялся, что улечу от него, - Сенс рассмеялась тихо, -Я поняла все слишком поздно, я ведь тоже любила его, -девушка замолчала снова. А что дальше? Просто и понятно, -Вам все еще интересна эта история? –полюбопытствовала, на этот раз сама повернувшись к женщине. Вопрос был не без иронии, сама Сенс явно не считала прошедшее чем-то любопытным. Даже более того, конец рассказа звучал, словно она рассказывала о ком-то другом.
-Кто вы, госпожа Хаана?

24

Хаана легко позволила девушке высвободиться. Так же продолжая глядеть на неё, поднесла руку к лицу и провела влажным пальцем меж собственных губ, смешала на языке влагу. Улыбнулась, сделала глоток из чашки, как будто запивала сладость или, может быть, лекарство. А дальше просто курила и слушала, не подбадривая и не перебивая.
Где-то на середине рассказа музыка умерла. Захлебнулась собственными звуками и ничего не стало. Освещение снова моргнуло, напряжение тут же восстановилось, а тишина осталась. Хаана коротко поморщилась и затянулась ароматным дымом. Левиафан ворочал тяжёлое тело по пластам реальности. От этого можно было оградить мотель, но всё-таки вот такие маленькие напоминания иногда и были реальностью. На кого сетуют обыватели: правительство, коммунальные службы, иммигранты, мутанты, глобальное потепление, гиганты, левиафан. Из всего длинного списка для хозяйки иллюзорного мотеля существовал только Он.
Китаянка снова взглянула на девушку. Она уже была мутантом и это обстоятельство Хаана находила очень забавным. Хотя Сенс была слишком красива для того, кого обычно выблёвывал из себя уютный мотель… Просто девочка, растлённая братом. Или соблазнившая брата. Кто там играл Пигмалиона и из кого вышла лучшая Галатея. Была ли разница.
- И ты дала ему сломать твои крылья,  – со смесью обидной жалости и понимания проговорила китаянка вместо ответа. Очевидно, ей по-прежнему было интересно. Хотя и не факт, что интерес представлял собственно рассказ. – Какое варварство, - женщина неуместно улыбнулась, стряхивая пепел на поднос.
Маленький табачный уголёк упал на тусклый металл и там погиб в одиночестве, между мёртвыми крупицами пепла. Окаменел, почернел, рассыпался. Разбитая статуя в саду Медузы Гаргоны.
- Я владелица этого мотеля, Белоснежка. Но ты права, совершенно спятивший ублюдок, - женщина прикрыла глаза, откинулась в кресле, будто ненадолго забыла о своей гостье вовсе и потеряла к происходящему всякий интерес.
Сознание поплыло по мягким потокам от этой девчонки, по следу из яблочных семечек… кажется, Хаана даже смогла увидеть, как события развивались даль, но всё равно спросила.
- Что с ним стало потом? Вспомни для меня, - прозвучало мягко и убедительно, безо всякого лицедейства и ужимок.

25

Наверное только сейчас Сенс заметила, что они сидят в тишине, хотя напряжения из-за этого не чувствовалось. Вообще, как она не старалась, не могла заставить себя осознать реальную опасность, может быть потому, что не знала что с этим делать, так что дергаться? И все равно дернулась, услышав неприкрытую жалость в голосе Ханы , внутри поднялась волна тихой ярости –не уровне рефлекса, развернуться, вызвериться на того, кто посмел, ударить так же больно, с какой болью сжимает кишки каждый раз. Тонкие пальцы сжали чашку, побелев. Пара глубоких вздохов, отвернувшись снова. Игра, это все просто игра, и так понятно. Вот только Сенс боялась, что не сможет долго держать удар, видимо были в психике мутанта особенно чувствительные струны, дыры в броне. И это была одной из них. Молчание чуть затянулось, пока девушка не поняла, что может снова говорить с прежним спокойствием. В контраст с прошлой острой реакцией дальнейший рассказ, что когда-то мог задеть чувства девчонки до слез, остался совершенно безэмоциональным. Она продолжила рассказывать историю из книги.
-Я сама позволила ему сделать это, чтобы доказать, что люблю, так же сильно, что не боюсь лихорадочного блеска в его глазах, поэтому в один из дней он привязал меня к кровати и мы занялись любовью, а потом он достал небольшую хирургическую пилу, а потом мы снова занялись любовью. Знаете, крови не было, просто очень очень много перьев, словно распотрошили подушки, - промокшие потом и слезами, подушки, в которые вписалась зубами, чтобы не кричать, хотя вряд ли кто-то ее услышит. И все это время играла музыка  и пел голос, о ясном солнечном дне и мире, полном чудес.
-Я все равно ушла от него, не улетела, не сбежала, просто открыла дверь, которую никто никогда и не запирал, поймала попутку до города. А потом мои перья почернели. Наверное я все же убила его… -задумчиво пожала плечами, Сенс действительно не знала. И никогда не пробовала узнать или найти. Даже рядом не была с тем домом, и уже много лет не возвращалась к этим воспоминаниям. Не исповедь, и грехи ей не простят. Не раскаялась.
Девушка вытянула поджатые до того к себе ноги, затылок чуть сполз по подлокотнику, плече –по ноге. Впомнив о пироге забрала с блюдца и откусила еще кусок.
-Вы сами его пекли?

26

Всё оказывалось просто. На раз-два-три. Просто боль, просто страх, просто похоть. Она его просто любила, просто дала отпилить себе крылья в перерывах между его оргазмами, потом просто ушла, а он просто умер, повесился, застрелился, упал с лестницы, заработал ранний инфаркт – не важно. Хаанна тихо, но откровенно расхохоталась, двумя движениями затушила окурок в своей пепельнице и под вуалью ещё не рассевшегося дыма погладила Сенс по влажным волосам. Она не добавила ничего похожего на «бедная малышка» или «ну и дура же ты», но при желании это вполне можно было услышать в интонации:
- У меня было достаточно свободного времени, Белоснежка, чтобы сделать для тебя яблочное угощение, - китаянка улыбнулась, смакуя двусмысленность этого предложения.
Если искать в подборе музыки логику, то в этом месте, наверное, должна была звучать песенка семи гномов-рудокопов или воркование принцессы с синицами и оленятами. Но всё по-прежнему было тихо, как… в уединённом мотеле, сильно за полночь. Не шумела вода, не дребезжал звонок в холле. Где-то кто-то тихо скрёбся, как кошка в закрытую дверь. По улице за окном проехала машина. В стекло на свет с неровным стуком бился крупный мотылёк.
- Не бойся, отравы там нет, - женщина снова потрепала Сенс по волосам и поднялась из кресла. - Я, верно, отбила тебе всякий аппетит. А стоило предложить что-то посущественней. Может быть, пара горячих сэндвичей с индейкой или тунцом? Лазанья?
Она говорила быстрее, чем всё время до этого. Было невозможно понять, хочет ли почему-то замять неприятную тему или действительно беспокоится о том, что гостья голодна. Кажется, она всерьёз собралась в кухню: вытащила из-под кучи одежды гостьи свои чёрные туфли, встала на каблуки и снова, как когда они только вошли в эту комнату, остановилась в проходе в ванную, поглаживая косяк по сторонам от себя. Только теперь за её спиной была только чернота.
- Есть ванильное мороженное и молотый кофе… Спорим, ты никогда в жизни не пробовала такого кофе!
…И не попробуешь больше. Это напоминало меню какого-то безумного обеда для осуждённых на смерть. А, может быть, хозяйка мотеля ничего такого и не имела в виду.

Отредактировано Хаана (20.12.2010 13:05)

27

Сенс лишь еле заметно вздрогнула от прикосновения руки, оно вывело ее из угрюмой задумчивости, отвлекло от забытого вопроса – что с ним стало. А смех ее звучал здесь так же уместно, как прежде музыка. Она и сама сейчас хмыкнула весело, да, тот ребенок в ее душе заслуживал и сожаления, и порицания, и насмешки. Это уже давно была не она. С глухим стуком двери памяти закрывались, вновь обрастая палью и паутиной, погружались глубоко во тьму, под охрану невиданных чудовищ.
Девушка откусила еще один кусок, когда Хана поднялась с кресла, когда рассказывала о тех изысках, коими может поподчивать свою вольную и невольную гостью. Расслабленность хищницы в кресле сменился энтузиазмом. Сенс сделала глоток уже остывшего чая и подняла на хозяйку уставшие глаза –так много всего за сегодня, еще вначале ночи ритуал отнял много сил, потом вечеринка, потом прогулка, потом …все это. Сенс не нашла слов, чтобы описать происходящее, не нашла в себе сил, чтобы искать эти слова. Разговор и откровенность воспоминания вымотали ее окончательно, высушили.
Девушка поднялась с ковра, постав блюдце с недоеденным пирогом и чашку с недопитым чаем обратно на поднос. Коса расплелась и прохладные волосы упали на лицо, закрывая непослушной вуалью. Халат мягко, не нарушая будничной тишины, скользнул с плеч, упал на пол у кровати. Бледная кожа, казалось, слегка светиться в общем мраке, и лишь на секунду вдоль ноги и по бедру прошлась рябь, словно блестящая рыбья чешуя отразила разноцветные яркие огни портового города. Опустилась на прохладное алое покрывало широкой кровати, сначала села, потом подтянулась и легла на середину, свободно и расслабленно, не пытаясь укутаться или согреться, ощущая горячей кожей приятную свежесть. В конце концов она хотела именно алое покрывало, потому что знала, как великолепно смотрятся ее кожа и ее волосы на алом, даже если хотела провести эту ночь в одиночестве. Прикрыв глаза, чуть улыбнулась
-Кофе было бы чудесно, -но было понятно, что стоит Хаане ступить за порог, как ее постоялица тут же уснет.
-Что будет, если я открою это окно? –зада еще один совершенно бессмысленный вопрос, ведь это явно не было путем к бегству. Оно даже было ненастоящим.

28

Девушка не спеша, как будто уже в полусне, прошла к кровати. Хаана не стала её одёргивать. Как заворожённая заклинателем кобра, китаянка следила за гостей из своей темноты. Тонкие щиколотки на мгновение потонули в сугробе сброшенного халата, прежде чем Сенс сделал очередной шаг к постели.
А какими взглядами провожали её мужчины. И простые истинные, сворачивали головы вслед девчонке с порочным алым ртом. И молодые фанатики её секты, не только молились на своего маленького идола, но и безудержно мастурбировали в тёмных углах, грезя о её теле. А она так просто сбрасывала свои одежды, усилием воли расцвечивала тонкие покровы, раскручивала с пальцев невидимые нити, пришивала к душам своих кукол и начинала подёргивать, потакая своим настроениям. Она заставляла их любить себя. Высшая степень насилия, с которой уже ничего не сравнить.
- То, что обычно бывает, когда открывают окна.
Ослепительному телу на красных покрывалах очень бы пошла кровь. Красное на белом. Красное на красном. Хаана сделала ещё шаг в темноту и в сторону, отгородилась тенью от живой картины и своих желаний. Всё ещё могло закончиться хорошо. Ничто и никогда так не заканчивается. Китаянка помедлила и одним шагом снова нырнула в янтарное свечение лампы, чтобы подойти к постели и присесть на её край. Узкая ладонь обвела лицо, изгиб шеи, плечи, всю фигуру Сенс. И всё на четверть дюйма от настоящего прикосновения. Хаана с головы до пят укрыла гостью этим невидимым пологом, будто крышкой хрустального гроба, а потом начала петь. Простой плавный мотив колыбельной и малопонятные слова итальянского языка. Почему именно это, Хаана не сказала бы, даже если бы и хотела дать ответ. Не прерывая пение, она поднялась с постели, вернула на тележку посуду и покатила её в коридор. В дверях китаянка обернулась:
- Спи, Белоснежка. И ни о чём не переживай. У нас будет ещё много времени, - тихо пообещала, скорее себе, и оставила Сенс одну.

29

Она и спала, убаюканная то ли ядом яблочного пирога, то ли тихой песней  на незнакомом языке, но таким чарующим голосом. Так поют, искренне желая добрых снов, так поют матери своим детям в каждом уголке этого мира. Никогда еще Сенс не засыпала так спокойно, даже в своем собственном доме -где бы ей не приходилось жить. Даже в руках своего брата и всех ее любовников, лица и имена которых таяли в памяти, как первый снег, стоило сердцу согреться новым чувством.
Засыпала, подхваченная заботливыми руками тьмы, что не пугала, обволакивала тонкой шалью-паутиной.
Спала.
Без снов и воспоминаний, без музыки. И так же в тишине проснулась. Поднялась, не тревожа зыбкий покой ни одним звуком, перина упруго промаялась под тонким телом. Обнаженная, ступая по халату и по ковру, дошла до двери, пальцы тронули резную прохладную ручку но не смогли сжаться на ней, бессильна, словно сама себе снилась, и время тянется не быстро и не медленно, просто неправильно. В открытое окно врываются порывы ветра с запахом яблонь, аромат слишком пьяный, но до нотки естественный. Им хочется дышать, пить и пьянеть. Сенс склоняется к груде своей одежды, сваленной в кучу у порога. В руках остается телефон и пистолет, деньги рассыпаются по ковру у ног. В одной руке оружие, пальцы другой набирают номер.
Долгие долгие гудки
-Слушаю? -женский голос..хотя нет, какой там, почти ребенка. Тонкий, ломкий.
Она молчит, она слышала его где то.
Тишина в комнате становиться еще тише, и еще, словно проникает внутрь, заполняет собой и тело, и уже не бежит кровь, не бьется сердце.
-Эй? -спрашивает голос, -Эй! -уже куда то в сторону. Со смехом. И этот смех она узнает, он так часто звучал когда то, для него. В забытый телефонной трубке слышится возня и уже два голоса приглушенно спорят, кричат... стонут. Да, именно так, как озвучивают непристойные фильмы на кассетах с названием "Алладин", словно специально, чтобы дети находили их. Чтобы их неумелые пальцы с интересом исследовали, увлекая тихими играми.
Она кончает первой -это слышно по голосу, по такому глухому стону, который невозможно подделать. Он следом под ее тихий довольный смех.
Дуло пистолета холодит под подбородком, пальцы не дрожат, сомнения не зарождаются, механизм не барахлит. Звука выстрела он уже не слышит.
Сенс на секунду приоткрывает глаза и тут же жмурить на непогашенный ночник. Пальцы сжимают теплую рукоять пистолета под подушкой. И она снова засыпает.

30

Минутная стрелка на часах в красном холе восемь раз подряд проползла циферблат от двенадцати к двенадцати, но не приблизила старый особняк к рассвету ни на час. Небо чернело дырявым космосом в необъятности большого взрыва. Если верить учёным, границы этого мира, как повелось миллиарды лет назад, удалялись на недоступных обыденному созданию истинного скоростях. А мотель, как большой каменный ящик с котом Шрёдингера застыл на границе двух исключающих вероятностей бытия и небытия одновременно, где-то в четырёхмерном пространстве квантовой теории. Чудак Эйнштейн совершенно точно, был головой одного из левиафанов.
Хаана сидела в кресле подле спящей и при тусклом свете лампы рассеяно листала старую монографию. Приходилось разлеплять бурые и покорёженные, от когда-то пролившиеся на них крови, страницы. Сухие крошки бумаги и белка оставались на коже и забивались под ногти. Каждый раз, перевернув страницу, китаянка отряхивала ладонь, жестом, похожим на тот, каким иллюзионисты обычно щёлкают пальцами, и поднимала взгляд на Сенс.  Девушка на красном покрывале погружалась из снов в чёрную безмятежность или выныривала обратно к верхним границам забытья. Тогда в лице её можно было разглядеть, отражение тревожных или приятных видений. Под тонкими веками беспорядочно двигались глазные яблоки, распахивались или складывались в упрямом изгибе губы, поджимались пальцы на ногах, блестели ноготки с чёрным лаком. А тем временем теория относительности, следствия теории относительности, следствия из следствий теории относительности, приклеенные друг к другу, корёжились и окончательно рассыпались в руках, оставляя по себе запах пыли и старой крови. Шестиглазый монстр давно покинул свой скромный пост на потолке пустого номера и теперь совершенно по-паучьи нависал над широкой постелью. Сопло глотки с жадно втягивало воздух, когда Хаана с тихим хрустом разламывала очередной задубевший разворот.  Шесть голых стоп упирались в потолок, шесть липких от паутины ладоней тёрлись друг о друга с нарастающей суетливостью.

Мутанта разбудил голод. Инстинкт подсказывал: чтобы добыть еду, он должен сплести ловчую сеть. Но что-то так же настаивало на том, что здесь еды нет и она не придёт просто так. Надо было выбрать другое место для засады. Он метался по закрытому коробу,  но ничего не менялось. А потом нашёлся узкий проход. Мутант прекрасно помнил, что раньше в этом месте никакого прохода не было, но рассуждать об этом не было сил – снаружи пахло едой и он пошёл туда. Но всё оказалось непросто: рядом с едой оказался Другой. Его присутствие заставляло проявлять чрезмерную осторожность, хотя страшная тварь и не предъявляла никаких претензий на добычу, а удивительная смесь запахов сводила с ума. Внизу был тёплый и мягкий, без крепкой шкуры, без хитиновой щетины. Мутант захлёбывался ароматом и едва ли не поскуливал. Шесть глаз в разнобой метались от источника опасности к источнику пищи. Мутант боялся. Мутант хотел есть.  Из безобразной пасти сорвалась прозрачная жадная слюна.

Хаана подняла голову от ветхой книги так резко, будто влажная капля упала на её лицо, а не на лицо Сенс. На губах китаянки играла улыбка.


Вы здесь » Голиаф » Догтаун » "Адский" мотель