Голиаф

Объявление

Игра в архиве.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Голиаф » Видения Голиафа » Арена "Седьмая Печать"


Арена "Седьмая Печать"

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

Доступное взорам пространство арены сравнимо по размерам с верхушкой айсберга. Основная же масса служебных и подсобных помещений прячется в скальном массиве, который служит основанием и стенами колизею. Клетки со зверьём и мутантами, комнаты ланист и гладиаторов, гримёрки актёров и конферансье, склады, оружейные, завалы декораций и временный морг - всё это сокрыто от досужих глаз. Напоказ выставлены только липкая тяжёлая роскошь эклектики, смешение хай-тека, барокко и ацтекских мотивов. Секторы для зрителей рассчитаны на разнообразие и массивные туши отражений и мутантов, и разделены по стилям оформления. Вип-ложи для воротил Голиафа, важных гостей и готичные черепушки невиданных тварей, чёрный бархат оббивки, статуя в балахоне и с косой встречает на входе в сектор. Подмигивает полуголому ретиарию и белому мрамору соседнего. Это личные кабинеты для гостей при деньгах, в которые можно проникнуть инкогнито через отдельные входы (такая услуга не редкость в "Седьмой Печати" и лишь одна из многих), двери охраняются мистерами с лицами, дополнившими бы куплетом-другим шлягер "Завтра не наступит никогда".
О, а обстановка не оставит равнодушными любителей вычурной дороговизны. Чучела убитых на арене, впрочем, мало когда становятся деталями интерьера - участники предпочитают уходить с сувенирами. Одну из стен каждой ложи заменяет прочное стекло, которое можно, опять же по желанию, сделать прозрачным для зрителей и гладиаторов, дав им полюбоваться теми, кто почтил сегодня своим присутствием.
Отдельного слова заслужила и сама арена. По прихоти заправителей, терракотовому песку доводилось и заледенеть, и обрасти полосой препятствий, и внезапно ощериться лабиринтом, а то и наполниться дёгтем с отрыжкой пламенных факелов. Исторгать из недр глубинных коридоров мутантов, истинных и их отражения, подгоняемых ударами хлыстов, или добровольно и гордо вышагивающих под вопли, так встречают любимчиков публики, сохранивших лишь клички. 
Здесь всегда пахнет кровью, азартом и сладостью благовоний.
Ты неудачник? Тебя бросили, предали, не осталось средств к существованию и цели в жизни? Стань гладиатором, сдохни красиво. Ты пресыщен, имеешь всё и не о чем больше мечтать? Пощекочи нервы, сыграй партию со смертью, выйди на арену. Ты сильно задолжал и не смог расплатиться? Сунул свой длинный нос куда не надо? Тебя продали торговцы? Никто тебя не спрашивает - арена ждёт.
Можно записаться добровольцем, получить свою изначальную сумму за первый бой, не отказываться от предложенного наркотика и перед падением в карамельно-алый туман почувствовать, как тебя заполняет бешенство берсерка. Можно стать бойцом-профи, сделавшим выступления своей профессией. Любой, купивший билет, может заявить о желании отвести душу. Жадная до зрелищ толпа примет благосклонно.

2

Шагов, среди довольно многолюдного изгиба Сторожевой улицы, не слышно, в это время здесь вовсю идёт ненавязчивая торговля джанком и стимуляторами, в которую периодически вносит оживление задорная поножовщина. И сегодня ничего не изменилось. С закоулков как прежде доносился дым, смрад перегара и матерные возгласы, выражающие многое - от угроз до бурной радости. Щеголеватый мужчина в мышино-сером плаще об руку с завидной дамочкой в багровом комбинезоне, уверенно, но без лишней спешки миновали точку и спустились по впадине до тесно сжатых стенок проёма рядом с бурыми останками кого-то неясного - то ли крысы, то ли хомяка-переростка. Они остановились у двери, там, где рядом с кошмарного вида бритоголовыми холуями диковато трепещала алым вывеска "Седьмая Печать", под которой грелся и пыхтел выкидыш фантазии механика - пятиколёсный байк с претензией на лимузин. Косая надпись краской "не верьте шприцам!" уткнулась в затылок одного из громил, смачно плюнувшего на асфальт, перед тем как заметить появление прохожих и с достоинством кивнуть. Служебный вход для обслуги, через который Ранго решил зайти явно не располагал к тесному знакомству с заведением, а уж братья Моберг и Хел Косматосы - так тем более, антиреклама в традициях садо-мазо интермедий - в тяжёлых масках и сбруях, увешанные полосками кожи, сталью, с вырезами и цепочками в нужных местах. Фелис как кретиническая нашлёпка на холодильник прилипла к локтю и с соблазном оглядывала эту видимую охрану. Логично предположить, что такое поведение было продолжением после невинного, по-дружески утончённого утреннего совокупления, эдакого точечного удара с разведкой боем в тривиальном исполнении секретарши и босса. Очередная роль пришлась по вкусу миз Зингаро, и ещё, пришла в голову Гамлета неприятная мысль, - нужно было дать ей пару дней на Карибах... а теперь маленькая женская месть неизбежна.   
Вандрервуд с досадой вздохнул и отцепил затянутую в замшу демазель от себя любоваться пирамидами из кубиков пресса и, поцокав языком, изучил террористические физиономии братцев; буркнул Мобергу:
-На месте?
Гигант мрачно впырился на вытяжку, из которой тянуло как из адовой печи, и отёр пот прежде, чем ощерить мелкие, неровные, но целёхонькие зубы:
-Ну так. Полчаса назад прибыл, в ложу... а чёрт поймёт, в какую. Тебя-то проведут куда надо, ща наберу - встретят. Ошивался где-то неподалеку Шантеклер, отошёл - уже разогрев-то начался...
Взгляд охранника поплыл вбок, к молнии на удачном, но не слишком скромном костюме Фелис, облизал металлический язычок и, обливаясь тестостероном, вернулся к Хамелеону. Детине было явно неудобно продолжать разглядывать выпуклости секретарши, но вряд ли  это смущение вызвало присутствие Вандервуда, скорее уж, собственный вид. 
-Маааа-дам, а уж Вам мы рады всегда, - не без фамильярности склонился в поклоне второй братец Косматос, поскрипывая сбруей, и открыл двери Ранго и Фелис. -Проходите, сегодня у нас по высшему разряду, - в ужимке мелькнул серебристый зуб.
Поскучав в длинном коридоре, где кто-то носился в обнимку с перьями какаду, а то и вовсе неглиже, встреченные подмигиванием одноглазого мутанта с котлетой долларов в шестипалой лапе, Вандервуд и его спутница очутились сбоку от потирающего ладони в белых перчатках и перстнях импозантного мужичка при классическом фраке, который, впрочем, с лихвой компенсировало полное непотребство выражения лица. Губы его, навроде скорпионьих хвостов, то раздвигались в пренеприятнейшем, но чем-то забавном оскале, то причмокивали огрызок сигары. Глаза отпетого сутенера влажно поблескивали, оглядывая официанток в тоненьких ниточках жемчуга.
-...Прелесть, ну, каков же жук Сандерс! Ай-да молодец, эти карамельки кульком разойдутся... - от удовольствие плутоватый  прихлопнул в ладоши. - Деточки мои сахарные, шахеризады мои, фен-шуй не портим, спиртное гостям приносим, оттопырив всё филе, которым матушка, замечу, - палец с перстнем многозначительно проткнул клуб дыма, - не обделила!
Тактичное покашливание отвлекло того самого Шантеклера от пронзительных, театральных нотаций для обслуги и привлекло всю амуницию из подвижных черт лица к парочке.
-Батюшки, раздери меня саблезубый хвостокрыл! Это ж мосье Хамелеон, да с  мисс Зингаро! - чёрно-белый вихрь сделал пару оборотов на скорости новёхонького "Порше" вокруг едва заметно улыбающегося Вандервуда. В уйме движений угадывалось легчайшее рукопожатие, поцелуй снежно-белой ручки и пара реверансов со снятием цилиндра. -Такая радость, такая честь, - запальчивый тенор опереточно шептал ещё какие-то слова из плохо выученных пьес, пока Хамелеон не стал, задумчиво теребя лацкан плаща, посматривать на пару дверей, ведущих в ложи для вип-гостей. Догадавшись, что произвёл фурор и публика, почти что не фигурально выражаясь, сражена, Шантеклер извлёк из кармана монокль с треснутым стёклышком и водрузил на сломанный, горбатый нос.
-Ну, будет, будет... Барон изволили выбрать вон ту, - трагическая пауза постигла фразу, однако, мужичок понял, что вот-вот перегнёт и фарс обернётся недовольством гостей, и тут же поправился, переходя на нормальный (далеко не для всякого) тон. - А мисс я приглашаю в наш уголок для райских птичек. Пройдёмте, дорогая, я Вам местечко такое подобрал - смак!
Буквально умыкнув низко смеющуюся барышню, оставившую Гамлета со следом помады на щеке, за плечико в сторону остальных лож, мужчина вполоборота серьёзно кивнул Хамелеону и указал уже совершенно на иное помещение, которое вряд ли тот нашёл бы взглядом самостоятельно. Больно непримечательной и скромной была её обшивка.
Ранго, увернувшись от гуттаперчевого юноши с подносами в обеих руках, поросших золотистым мехом, и даже с графином на златокудрой голове, несколько раз постучал и дождался, пока замок не повернулся изнутри. Неловко стёр помаду, ухмыльнувшись. Судя по звуку, скромной дверочка только казалась. Он вошёл в помещение с видом на залитую светом, чуть приглушённым тёмным матовым стеклом, арену и с негромким лязгом запер хитроумное изобретение.
-Здравствуй, я сильно опоздал к началу... Тон помады может иногда спутать планы, - небрежная усмешка в тоне адресовалась непременно той, которая сейчас должна была приправлять капризное настроение свежими кусками впечатлений "Седьмой Печати". Гамлет снял плащ и повесил его на один из клыков, торчавших для одежды, после чего подошёл к тяжёлому креслу с позолоченными ручками и сел, изучая и так неплохо знакомые черты соседа по кабинету.

Отредактировано Ранго (26.12.2010 13:55)

3

Арена дышала тягучей аляповатостью варварской роскоши. Мрамор, позолота, мореный дуб. Сладкий чад благовоний, смешанных с легким наркотиком - при желании можно на пару секунд окунуть лицо в вязкий приторный дурман. Пестрые птички обоих полов обносят желающих выпивкой и съедобной мелочевкой. Приятное дополнение, не более. Там, внизу, на песке арены стайка полуметровых кенгуру доедает очередного неудачника, уворачиваясь от сетей загонщиков, которые безуспешно пытаются согнать бойких тварей в кучу. Толпа встречает каждый удачный финт аплодисментами и какофонией  хохота. Кажется, все симпатии сегодня на стороне зверья.
Стук в дверь отвлек от происходящего.
- Я заметил. - Костяшки ладони скользнули по скуле Хамелеона, автоматически отирая смазанный отпечаток. - Ты мало что потерял, все самое интересное должно быть позже. - И практически без перехода, не меняя интонации, - Джорди нашел крысу, которая сливала твоих ребят. И я решил сделать тебе маленький подарок.
Половину обзорного окна занял тонкий монитор. Обычно такими пользовались, чтоб разглядеть детали происходящего внизу, но не сейчас. Сейчас на арене верхом на бегемоте, выкрашенном в тошнотворную смесь зеленого и розового, упражнялся в остроумии Бонифаций Птир, бессменная звезда и конферансье "Седьмой печати" вот уже полных три сезона. Отключенный звук позволял расслышать только обрывки реплик и глухой гул толпы, точно рокот далекого прибоя, выгрызающего прибрежные скалы.
- Вот, малыш Твитти. Оказалось, его двоюродная сестра выскочила замуж за копа. Ну и он решил в качестве приданого сдать контору.
На мониторе полуголый невысокий толстячок монотонно колотился о стену, корчась в болезненном приступе изменения. Плечи раздавались, тонкие подведенные губы распухали, выворачиваясь наружу, редкие кудряшки, обрамляющие плешь раздвигала пара игольно острых, загнутых рогов.
- В принципе мелочь, - Барон свернул картинку, оставив ее в верхнем правом углу монитора и снова взглянул на арену, - ребята могли бы управиться и сами. Но отчего-то подумалось... - в короткий промежуток паузы сигара возникла будто сама собой и щелкнула тяжелая крышка зажигалки, - что я давно хотел тебя порадовать.

4

Быстрый взгляд в сторону арены, чтобы прикинуть, была ли уже пальба, джигитовка на чёрных карликовых верблюдах и первый фейерверк из развороченных животов... Видимо, да - потешные на вид зверушки алчно подъедали лакомые куски вместе с песком под аккомпанемент из разноголосого гула. Представления, организованные под дудку вычурной фантазии Птира, могли бы развлечь, но сегодня был просто не тот случай, когда есть желание отсидеть все три акта и уйти через парадную. Слова Барона переключили внимание на экран, где полоскало неприглядного мужика с внешностью клерка, освоившего под сенью банды свой колченогий маленький бизнес. Ерунда, в подсознании автоматически проплыл послужной список шавки. Ранго привык держать удар, да и не удар это... но острый коготок маленького койота внутри царапнул всё-таки по насту гордости. Ерунда, плёвое дело, посудить - так никого бы не сдал славный малыш Джорди, дальше юбки бы дело не поскакало. Но всё же... всё же. Интересно, рога у него от жены или в душе ушлого крысёныша сидит цельный племенной бычок? Жертве по большому счёту всё равно, кто полоснёт ножом ей по горлу.
Дым щекотнул ноздри. Хамелеон выпростал портсигар из кармана брюк и покрутил в пальцах папиросу, задумчиво поглядывая туда, где мучимый изменением истинный превращался в свою нелицеприятную ипостась... Порадовать?
-С чего бы? - почти праздный вопрос, если бы тону соответствовал прищуренный взгляд, который на пару секунд задержался на переносице Барона, и вновь стал прежним. Улыбка легла в угол губ. Иногда хотелось оторвать тому голову и выгрести из лохани статуйного черепа то, что там происходит. Ранго со вкусом закурил, прополоскав рот аперитивом из бренди в низком, толстобоком бокале. -Белые крылья наносят урон моему имиджу? -он приподнял брови, покачивая кубики льда в янтарной жидкости напитка. По части искушений хозяин Мондевиля толк знал, как и полагалось - точечно и вовремя подгадывая моменты - весёлая мысль щекотнула и разлила по телу легчайшую расслабленность с привкусом ягод. Где бы Хамелеона не караулила мамалыга из внутренностей и пьяные от глянцевой самоуверенности рэкетиры, совершившие свой первый намаз для смерти, - чрезвычайная осторожность всегда и во всём, а вовсе не высокие моральные качества или какая-нибудь пресловутая тошнота. Работали аккуратность и здравый смысл. Не был пойман в силки объектива, не привлекался, репутация чище, чем бархатный "снежок", почти свят, разве что несколько интимных сплетен могли оправдать такую дерзость. А кипящее напряжение, которое требует, чтобы его отпустили подышать, всё реже, даже в отражении, исподволь насыщало лёгкие раскалённой пудрой. Менялось тягучим, бесстыжим желанием, разливающим по телу странную истому, поджидающим любого намёка на слабину. И такой случайный подарок, хоть и тревожит собственная очевидность, если дело не в обычном предположении, как уже случалось. Что, Барон? Остаётся сказать: "Ты хорошо поработал" и мягко пожурить за недоверие? Горчинка едкой пенкой легла на язык. Может, дым, может, кто-то стал излишне подозрителен.
Хамелеон знал, что ничего не стоит проглотить апельсиновую косточку предложения и развести кровь порцией адреналина, или выплюнуть её парой ироничных фраз.

Отредактировано Ранго (29.12.2010 07:08)

5

Черные, пожравшие даже и самый намек на любой другой цвет глаза следили за собеседником, будто на ощупь шаря по едва заметным морщинкам в уголках глаз, краях рта. Нарочитый изгиб бровей, породистый шнобель чистокровной гончей, длинные, чуть припухшие в суставах пальцы, оплетающие тяжелый стакан. Тонкий перестук кусочков льда, точно звон крыльев комара, увязшего тысячу лет назад в толще янтарной смолы.
- Чем пахнет в Датском королевстве, принц?
Самеди отвлекся на секунду от изучения своего подручного, чтоб кинуть взгляд на монитор. Бывший плешивчик уже мало походил на истинного. Взбугрило угловатой вязью мышц торс и руки. Лицо больше напоминало бычью морду, а в огромных влажных карих глазах танцевало безумие. То самое безумие берсерка, с которым обнаженный бросался на десяток доспешных лбов и смеялся, смеялся, даже со вспоротым брюхом, даже давясь кровью из перерезанной глотки, смеялся, не чувствуя боли. Ибо безумие его было священным даром богов. Правда, зачастую, последним. Безумие быка на алый всплеск мулетты. Он не чувствует бандерильи в загривке. Он счастлив. Он видит врага. Он видит цель.
Барон сделал короткий глоток ершистой минералки и вернул взгляд.
- Твои крылья... - голос низок, текуч, и чем-то похож на старое красное вино, настолько густое, что еще долго стекает по стенкам бокала после глотка, наполнившего глотку жидким огнем, молоком саламандры. - Твои крылья не стали пока достоянием общественности, и думаю, не станут. - Вязкие секунды паузы и голову Ранго окутывает облако дыма, нарочитый выдох с оттенком кислинки, желтого листа виргинского табака. - Неужели тебе не хочется прокатить на языке ответы на все те вопросы, которые встают комом в горле, когда горчит на губах от азарта близкой смерти и солоно небо от крови? Распахнуть их, самому перерубив чертов волосяной мост, по которому уныло влачишься в затрапезный и картонный рай. С десятком гурий, распределенных по инвентарным номерам. Никогда не хотелось взять все самому?
Самди катает последнюю фразу на языке как пузырек шампанского. Едва выглядывающие из пальцев когти постукивают по стеклу. Там-там-там-там-тадам...
- En secouant ses banderilles,
plein de fureur, il court!..
le cirque est plein de sang!
On se sauve... on franchit les grilles!.. *
Старые как мир слова. Песок любой арены стар как мир. Само время зачерпывает его для своих песочных часов отмеряя секунды ударами пульса в висок.
- Не надоело быть слишком совершенным?
Еще одна песчинка летит вниз, добивая бьющееся в агонии мгновенье и морду химеры растягивает улыбка.
- Вопрос доверия решает все.
И стакан, который как утверждают оптимисты, наполовину полон, переворачивается над идеальной прической респектабельного Хамелеона, остужая дрогнувший в уголках глаз вызов ледяной минералкой.

_______
* Отрывок из арии тореадора оперы "Кармен":

Взрывая землю, бык несется, стремясь вперед.
В крови песок арены всей!
Но сталь остра толедской шпаги.

6

-Чернилами для перьевых ручек, гелем для волос - это сейчас в моде, как я понял, дальше уже приватные ароматы визитёров с их личным дерьмом,- глаза покалывает от яркого света, но от беглого осмотра себя уже давным-давно нет противных мурашек, наоборот, привычно, несмотря на то, что въедается как ржавчина в железо или скользит точилом по старому лезвию.
Интересно, на кого пойдут в гору ставки? На пьяное в жертвенном экстазе животное или на плохие манеры твоего зарвавшегося магрибского колдуна? Будет ужасное несчастье для яппи с тяжестью не потраченных денег, если приключиться умереть здесь с распоротой брюшиной, несомненно - malheur, mierda**. Тот ещё некролог. Матадора должна оплакивать Женщина, Зрители или Друг. С последним дела обстоят ни к чёрту, а пафосная вальяжность повисла в воздухе... Остаётся лишь презентовать Фелис флажок, шарфик и вувузеллу. Слова с насмешливой торжественностью выплывают изо рта в призрачных змейках табачного дыма:
-Et songe bien, oui, songe en combattant
qu'un oeil noir te regarde...*
-Ну, раз моя Кармен уже на трибуне...  Или ей пойдёт бубен и коза? Не помню, что там за атрибутика у роковых женщин, в классическом варианте,- пробормотал, поглядывая направо, в ложу, где дамочки не признают нижнего белья, если одеты, но в их клатчах всегда найдётся место для любого количества визиток с личными номерами.
Густая волна пряного дыма, неуловимые движения Барона от "порадовать"; краткое путешествие по мысу раздражения - даёт свои плоды. Здесь причастны, и это известно обоим,- тон, от которого избавиться сегодня предельно сложно, взгляд, который не стоит обнажать. Уж лучше было сразу погладить висок дулом, чем позволять себе прицеливаться в лоб подземного идола, рискуя получить холодный душ с привкусом йода, витаминных добавок и лимона... Перье? Комментарии излишни, оставим их галдящей публике. Губы непроизвольно выгибаются подковой. Недокуренная папироса, чадя, угождает на край пепельницы, а бокал небрежно звякает о стеклянную сердцевину столика. Было ли так жарко?.. Хамелеон инстинктивно прикрыл глаза, вытер воду с ресниц и век. Ребром ладони стряхнул холодные капли с волос, взъерошив пряди. Это не злость, скорее, ноющая железа сарказма выступила желваками на лице.
Хочешь посмотреть или поучаствовать, не травит ли тебя самого подобная потребность - рисковать, ходить по раскалённым иглам, танцуя? Приглашение застревает в гортани неприятным осадком, бессонница или паранойя, что лучше как образ жизни... Горечь. Если зарываешься с тем, кто уже умеет тебя чувствовать - на ощупь, иногда попадая в живое краем когтя. Арена зыбко подрагивает впереди, будто вторя словам, годным для манящего греха. Тринадцатый аркан таро в цветастом костюме подмигивает и приплясывает на песке как шаман, шаря косой по ложам - зовёт желающих сделать выбор. Убивать или умирать. Душное марево жатвы, пена, дрожащая на звериной пасти, тиканье в висках навязчивым предвкушением... Всему своё время, песчинки взлетают и падают в зыбучую воронку. Десять с лишним лет... Слишком трудный день, охлаждённый свинец дурной, застоявшейся крови, и тут не сложно определить, чей сын рождается от королевы, а чей - от редкой суки. Но дела - последнее, что Вандервуд готов сейчас обсуждать. Они сделаны, и место им в слепящих видах городских джунглей, в которые он не верит, находясь здесь, не верит, как и в собственное отражение, когда бреется.
За минуты в стеклянной колбе молчания, застрявшей между куполом и золотистым платком в канте амфитеатра, можно сделаться самим собой, выбросив другие цвета, здесь их два: жёлтый - песок, алый - кровь, а уж стряхнуть верхний слой кожи с миллиардным счётом в банке "Гордыня, инкорпорейтед" проще некуда.
Внимательный взгляд немного печальных глаз плывёт по пышущей жаром туше, по нетерпеливым, сильным мышцам, по шкуре, вылизанной языками факелов, коронующих ограду, трогает, изучает... на дне всегда была пища для огня. Остаётся пара ударов камня о камень.
-Он красив.
Едва заметная, естественная улыбка оживляет плотно сжатые губы. Совершенство... Хамелеон коротко хмыкнул, поднимаясь, и подошёл ближе к стеклу. Подушечки пальцев, скользя, бродят, оставляют влажные от воды следы на поверхности, как будто лаская отражение. Гул нарастает где-то далеко, вне слуха, обращённого к ударам сердца, частотам пульса, сходными с теми, что кипятят кровь загнанного на арену быка с остатками человеческого разума. Доверие...
-Да, всё. -Нехотя обернулся, сделав пару шагов навстречу, чтобы пройти мимо, мазнув виском о висок, ненадолго задевая непроглядную черноту с оттиском искушения на сетчатке. -Будет... весело.
Целомудренно прикрытый щитком замок клацнул, дверь за спиной Хамелеона приглушённо лязгнула, захлопываясь.
________
*Знай, что испанок жгучие глаза
На тебя смотрят страстно (фр.) - строки из оперы "Кармен",  Бизе.
**malheur - несчастье, mierda - дерьмо.

Отредактировано Ранго (08.01.2011 06:32)

7

- Он прекрасен, - склоненная в согласии голова, прощальное напутствие подданному гордыни. - Убей его.
Сотня красивых и пафосных слов смехом пенится в глотке. Выпустить их - опошлить красоту момента. Поэтому Самди просто смотрит вслед, смакуя четкий разворот плеч и капли желчи в каждом сказанном слове.
Ты стал подобен серной кислоте, мой многоцветный друг, и капля за каплей, с едким дымом проедаешь сам себя насквозь. Глухое раздражение копящееся годами. От него не спасает ни никотин, ни коньяк, ни мутная фея абсента. Жажда, которую невозможно утолить, раз уж ноздри дрогнули, впитывая манящий, сводящий с ума, но недоступный запах. И ты держишь себя сколько возможно, до состояния перетянутой струны. Тронь - сорвется, выхлестнет, разрывая все, что по несчастью окажется рядом, не разбирая правых и виноватых. Жажда от которой не спасает ни терпкая пряная похоть в угаре очередной пьянки, ни эрзац-заменитель, когда вместо желанного ты позволяешь себе лишь смотреть, вдыхать, осязать, но ни разу не мог коснуться. Знают ли лощеные элитные суки и безродные паршивые кобельки, раздвигая перед тобой ноги, чего бы ты хотел на самом деле? О, нет, далеко не всегда, но ведь... С каждым годом, с каждым часом, зверь, что сидит в тебе требует своего, и эта жажда приходит все чаще и чаще.
Десяток долгих как вечность секунд матово-черное изваяние сидит неподвижно, лишь чуть гуляют желваки по скулам, будто разжевывая улыбку. И только после этого Барон трогает кнопку микрофона и роняет в пустоту:
- Разогрей бычка.
Загонщики очищают арену от предыдущего номера и яркий свет ламп медленно гаснет, погружая пространство во тьму. Снопы искр бьют вверх из закрепленных на арене факелов и гудя поднимаются столбы пламени, заставляя тени плясать чертову сарабанду.  Бонифаций выдает публике очередную тираду и торжественно, но немного поспешно покидает песок арены.
Отблески пламени любовно полируют острия рогов. "Бык" тяжело дышит, часто облизывая вывернутые наружу губы. Он знает правила боев. Если он выиграет дважды - он будет жить. Ему сказали это. Там, в клетке, перед тем как открыть дверцу в коридор, из которого только два пути, убить или умереть. Тяжелая голова вздрагивает, перед тем склониться, опускаясь ниже к земле и воздух дрожит от полурева-полурыка. Вокруг махины прыгает десяток тварей, похожих на гиен. Каждая не больше дворняги, но они быстры. И прежде чем с истошным визгом дохнет первая, втоптанная в песок, бока его лоснятся от кровавых потеков. Царапины и укусы неглубоки, но бешенство накрывает бывшего стукача с головой, окуная в беспроглядный омут из которого может и не быть возврата.
Самди лаской длинных когтистых пальцев отключает все трансляцию с камер, кроме одной единственной записи, которая не уйдет никуда с этой арены.
- Я твой зритель, тореро, давай.
Слова, которые не услышит никто.

8

Чтобы добраться до ущелья, выскобленного затейницей-природой в кишках Арены, Гамлет обогнул оживлённый клёкот коридора и спустился по винту лестницы со вздёрнутыми клювами чугунных стрелок, мифических крыланов, ушанов и разинутыми пастями, левиафан отрыгни, каких ещё бестий на барельефах колодца. Казалось, слышит хищный смех гарпий, сплетённых хвостами, или стервочек, ливреточек, снующих поверху галерей; стёсанные за время ступени сужались в яркую точку, где плясали палитрой яркие пайетки, витал дымок от зажжённых огней, густо несло копотью. Обитель Птира с по меньшей мере сотней костюмов, ужимок, париков, нашлёпок и волшебных палочек, масок из папье-маше и гипса, умброй сундуков с тряпьём и пузатенькими ряжеными манекенами имела не только свободный, нарядный лаз под очи публики, но и относительную неприступность. Сам Бонифаций, отдыхаючи, удобно пристроился натёртыми о седло потными ляжками к колченогому столу и поил сивухой гудящего от удовольствия микро-слона, громко чмокающего угощением из объёмной пиалы в форме черепушки. Вопрос пить или не пить зверюгу интересовал как мутанта финансовый кризис. Пристрастие к животным на вроде зловредного бегемота Мучачо или карликового слона уже давно вошло у бывшего циркача в норму жизни, тем паче, что воспринимал он их лояльней, чем истинных. Хамелеон, попутно распуская петлю галстука, неслышно подошёл поближе, вызвав уханье из занятого фисташкой рта и шальной огонёк догадки, мелькнувший в глазёнках конферансье.
-Опять спаиваешь животное. Он потом ковёр твой персидский изгадит,- ласково потрепал вислые уши скотины, явно хмельной и благостной. Эбонитовый в складочку слон ответил окосевшим философским взглядом и вновь принялся цеплять ярким язычком ячменные капли. -Реквизит твой позаимствую. Так, на раз.
Бонифаций с гордостью обвёл рукой пространство, нашпигованное профессиональным добром - мол, бери, что надо, смочил губы в стакане креплёного и кивнул на улегшуюся жертву джигитовки.
-Да и пфуй с ним... изгадит так изгладит. Сатанеет без бренди. В глотку хоботом залезет, но до выпивки доберётся,- Птир крякнул, распространяя сильный запах прелого винограда, повозил пальцами по гриму на кожаных мешках век и заговорщицки подмигнул.       
-Стало быть, побалуешь душу... Уж прости старика, ставочку сделаю. Такое дело, знаешь, пристрастился, как бы подштанники последние по ветру завистникам не пустить. Ждут ведь, паскуды, мол, старею, - сорокалетний и весьма подтянутый для плотной конституции Птир поворчал себе под нос, но тут же поправился и ласково пропел, - а хрен им всем, талант не пропьёшь, верно, Хули? - слон, имевший до поры громоздкое имя Хулиан Мохаммед Джоуи Третий, по-человечески всхрапнул и лениво перебросил кисточку хвоста на другое полупопие. -Пойду я, Хамелеон, перекурю финиш. Надо ещё отловить подлеца-Шантеклера, а то все места хорошие растолкает кому ни попади, шалавам с их дядьками, и так деньжищ - ширинка лопается, всё туда же. Ты уж бычка-то нашпигуй, обормоту моему закусывать нечем, а я живу как памятник Мондевиля-родного, на улице и весь... чёрт знает в чём.
Едва сдерживая смех, Гамлет присмотрелся к алмазу в зубе нищего любимца зала, и с важностью в каждом слове донёс в трагически огромные от подводки глаза:
-Чтоб я весь год на одном ягуаре проездил и женился, Птир.
-Не дай бог никому. Ну, тогда - удачи.
Конферансье удовлетворённо цокнул, пнул животное по заду, вызвав страдальчески-утробный звук в недрах туши, и исчез в сторону лифта, преследуемый шатким, растревоженным родственником Ганеши.
Оставшись наедине с россыпью образов звёздного шоу-мена, Вандервуд бегло обследовал несколько более-менее спокойных для глаз шкафов, выудил то, что не висело бы пыльным мешком, и скинул свою одежду на сундук в углу. Простая белая рубаха с широкими рукавами оказалась вполне просторной, а черные брюки с поясом, явно не ношеные из-за размера, облегали ноги. Впритык на лицо легла маска с прорезями для глаз. Эдакий ты Зорро, Гамлет, - рассмеялся в зеркало, тронув уже начавшую проявляться щетину. За мулету сошёл багряный кусок драпировки с алькова над кованым креслом гримёрки, который был безжалостно отодран вместе с частью крепления. Вместо каких-никаких шпаг на глаз определил сплошные муляжи разномастного оружия, в основном, используемого как декор к костюмам. Хмыкнул про себя, успев подумать, что с голыми руками против отточенной иглы рога делать на песке нечего...
Деревянная резная арка с полукружиями дверей и выходом к арене распахнулась, и тут же сузили зрачки бенгальские огоньки факелов. Рядом топталась парочка разодетых в пёстрые жилеты и бриджи с вышивкой заводил, одновременно исполнявших роль придворных Птира. Блестящий коротыш уже было успел несколько озадачиться вопросом, кого могло принести вместо конферансье, но был остановлен прижатым к губам белым пальцем в лайке стащенных с тумбы перчаток. Гамлет понизил голос и хрипло пробормотал тому в макушку:
-Бонифаций передал, чтобы ты дал мне оружие. Изменились планы с перфомансом.
Что-то шепнув своему более высокому напарнику, мужчина, пошарив по углам, извлёк на топлёный свет живого огня простенькую рапиру. Вандервуд покрутил оружие в руках, прогнул в лезвии, хмыкнул, гадая, сколько этой тыкалке-зубочистке до первого перелома, и махнул рукой. Бунт в крови глухо тикал в сердечную сумку, нарастая вместе с бурлящим гулом под каменной крышей арены.
-Сойдёт.
Не расслышав из-за шума невразумительного ответа, он отодвинул тяжёлый засов с выхода на арену, где, прыгая и снуя в песочной пыли, растаскивали туши "гиен" и отвлекали друг от друга быка те, кому посчастливилось подрядиться в сегодняшнюю смену.
Ты уж извини Самеди, шляпы не было по размеру, сбросить нечего, а то бы прошёл к борту, и такой жест втуне пропал, твою мать... Вскользь улыбнулся, находя по очертаниям улей, в котором болел Барон, левая ладонь сжала деревяшку под тканью и эфес рапиры. Тело звучало послушно, увлечённо накалялось, делая походку плавной, даже когда зыбкий песок превращается в воронку. В лицо лез запах травли, пахучей животной крови, воска, мускуса и горелого масла. В динамике движения и метаниях людей со зверьми на поводках чудится, мелькает морда его Аписа, с маслянистыми от пота и крови боками. Светлые копыта чертят веве, нитки слюны тягуче и жарко тянутся с губ, довлеет гул и смех многоголосья, сладко щемит внутри от аромата безумия и вязкого тумана в покрасневших глазах изменённого. Губы беззвучно шепчут "иди ко мне". Иди ко мне. Я так давно ждал. И пока артисты со своим алчным, вымуштрованным зверинцем покидают объятия круга, Гамлет выбирается к центру стихающей площади, мерно покачивая сумеречной тяжестью ткани, с трудом развязывая узел за узлом тугие морские тросы, канаты своих табу, ныряя в отчаянные, напоенные первобытным инстинктом глаза отражения. Перехватывает рукоятку правой ладонью, кланяясь быку, остро смеясь в душе с приглушённой волной яростного восторга над соблюдением правил чужого развлечения. Зрители исчезают один за другим, вместе с досужей толчеей и невидимыми глазами камер. Пляска карусели языков огня на бортах, тяжёлое дыхание быка и натуженная шея, во вспышке круговерти мулеты, от которой срывается в рапидном, смазанном пятне чёрный болид бешенства. И дурной свинец, наполняющий от затылка до пальцев ног сметает поднятое изнутри, пьяное, изменённое сознание зверя в эйфории; через застенки колбы в пламенных отблесках на линии лезвия.


Вы здесь » Голиаф » Видения Голиафа » Арена "Седьмая Печать"