Его проводника звали Ченци – оборванец, из-за того, что одежда на нем висела бесформенными грязными лохмотьями, которые прятали неприглядную картину мутации. Человечек с морщинистым желтым лицом, глазами как у хорька, острым носом и быстрыми, резкими жестами все время суетился, как будто кого-то или чего-то ждал. Болтал много, расписывая местные достопримечательности. Говоря о борделях, обещал самых красивых девиц. Рассказывал смачно, в подробностях, сравнивал верхний город и Мондевиль. Все это отраженный уже видел.
Рэйджа больше интересовали местные казино. Лишенные того блеска, каким славился знаменитый Рауль Дюк, эти места были настоящими притонами, где можно было либо сорвать большой куш, либо остаться без головы. Именно это чувство опасности будоражило азарт еще больше, подстегивая адреналиновым удушьем, заставляющим потеть ладони и часто дышать.
Приходил сюда снова и снова, сам едва ли понимая, чего искал.
К середине игры все оказалось не так, как он планировал. Везение в картах, эфемерное и обманчивое, ушло. Быстро выбраться из казино не удалось, зато влипнуть в переделку – легко.
Две партии Рэйдж выиграл с блеском, а оставшуюся третью проиграл. Игра была честной, по крайней мере, так казалось Рэйджу, проигрыш означал участие в боях. И вот теперь Ченци сидел в первых рядах, довольно потирая руки, а Рэйдж стоял у выхода на арену, и двое здоровенных, почти на голову выше, детин ждали момента, чтобы вытолкать его на песок.
Здесь пахло кровью и потом. Кисло-соленый, с привкусом железа и уксуса, запах щипал ноздри, удушливым комом сворачивался в горле. Одного единственного взгляда на собравшуюся публику было достаточно для того, чтобы понять, что в случае проигрыша его не пощадят. Впрочем, он не рассчитывал. Попавший в капкан зверь рано или поздно понимает, что дергаться бесполезно, потому что так рискует еще больше пораниться.
Договор, как известно, дороже денег, и договор приходилось сегодня исполнять.
Сознание словно бы разделилось на две половины. Одна, все еще руководствовавшаяся здравым смыслом, вопила о том, что его поступок ничем хорошим не окончится и тот, кто ожидает в машине наверху, не дождется его ни грядущим утром, ни последующим. Другая часть отраженного истинного, его звериная суть, заставляла улыбаться усеянный острыми зубами безгубый рот. Сердце гулко ухало в груди, его пульс отдавался в висках стуком маленьких молоточков, и Рэйдж понимал, что наброситься на кого-то, чтобы извалять себя и противника в песке, бить, отплевываясь кровью, пока кто-то из них не сдастся, ему так же необходимо как голодная, яростная близость.
Бывший центральный трехчетвертной университетской команды по регби надеялся на свой навык и на то, что его противник будет более или менее в его весовой категории.
Где-то на периферии сознания саднила совесть, напоминая о том, что будет, если он этой ночью окончит свою жизнь на песке. Азарт мешался с подспудным отчаянием, потому что только так, раз за разом, оказываясь на краю, он понимал, что все еще дышит.
Дышит этим смрадным, прокисшим воздухом не зря.
Как третий звонок к началу спектакля, прозвучал взрыв рева публики. Ткнув между лопаток, его выпихали на песок. Белые, как у мертвеца, глаза обвели собравшихся «невидящим» взглядом.
Аплодисментов не было, кое-где даже слышались свист и улюлюканье.
Рэйдж собрал в ладонь длинные черные волосы и стянул их в узел. Высокий, широкоплечий, так похожий на истинного зверь, был бледен словно смерть. Пасть скалилась в широкой, хищной улыбке. Он облизнулся. Синюшный, длинный и острый язык смочил верхнюю рассеченную губу, и новоявленный боец сжал кулаки так, что побелели костяшки. Из груди естественным выдохом рвался низкий утробный рык.
Отредактировано Рэйдж (26.12.2010 11:16)
