Начало игры.
Четырнадцатое августа. Вторник. Между полуднем и двумя часами дня.

Ричард любил заведение Большой Мамы, за лучший на всём восточном побережье мясной пирог. Тётушка Мэри любила Дика за то, что кроме хорошего обеда, этому малому от неё ничего не было нужно. По крайней мере, так бы они могли ответить, вздумай кто-то интересоваться, отчего белый наездник заглядывает в Бова раз в один или два месяца на протяжении уже лет пяти.
Он пересекал большую воду по «Чёрному», как его называли горожане с материка, мосту в  дневные часы, когда Большая Мама уже выстраивала в колонны черничные и ванильные кексы и раскаляла масло для жарки оладий. Начинённые всякой всячиной пироги чуть ли не сами прыгали в электрическое пекло из её умелых чёрных рук с белыми ладонями и, может быть, спустя тридцать-сорок минут даже заявляли о своей готовности троекратным «Ура!». И чизкейки знали, что единственный способ договориться с Мэри – сделать то, чего она хочет, полюбовно.
Ричард и так часто пренебрегал опасностью, а в гостях у Большёй Чёрной Женщины и вовсе не боялся ничего на свете, кроме излишне крепких объятий. И ещё, оставляя мотоцикл у дверей бара, никогда не забывал отсыпать сидящему там прокопченному чистильщику обуви горсть четвертаков. Старик кивал с достоинством и всегда внимательно разглядывал монеты. Особенно оживлялся, когда среди них попадался квотер с символикой Валтасара. Дику всегда было интересно, собирает ли дедок какую-то коллекцию или его всего лишь чем-то забавляло изображение на реверсе памятной монеты. Но наездник никогда не спрашивал. Ричард вообще старался не заговаривать с этим истинным, причём старался настолько успешно, что за пять лет ни разу не слышал его голоса. А деньги были вовсе не платой за охрану  стоянки мотоцикла – дедок бы проворонил всё на свете, включая Апокалипсис, кроме собственного деревянного ящика с ваксой и щётками, и то только по тому, что припечатал его к бордюру тощим старческим задом. Ричард приносил дар этому чернокожему иссохшему сфинксу, как некоторые оставляют пару монет на глазах мертвеца в уплату за переправу на тот свет. Никакого «того света» за спиной местного Харона на самом деле не было: прокуренный бар, где в такой час торчала только парочка бритоголовых завсегдатаев, которые во всех заведениях и во все времена отличаются тем, что умеют тянуть одну кружку пива едва ли не по нескольку лет. Если только ты не поставишь им за свой счёт. У стоики пританцовывает от нетерпения какой-нибудь косоглазый тип, которому срочно надо решить свои проблемы, но он покладисто снимает пробу с очередного кулинарного экспромта Большой Мамы, прежде чем обратиться к ней за услугой. Ну и конечно сама великолепная Мэри в вечном калейдоскопе колец-браслетов-перстней. Дик всегда полагал неподражаемую негритянку голиафским аналогом статуи Свободы.
Уоррен-младший впервые попал в её кафе пять лет назад, совершенно случайно, спустя неделю после смерти отца. Тогда Ричард несколько дней к ряду разрывался между оглушённой горем матерью и слёгшим с инсультом дядюшкой Эдом. В конце концов он оставил скорбящего больного на попечении скорбящей здоровой, чем помог сразу обоим. Параллельно Дик отбивался от соболезнующих отцовских коллег, поклонников, бывших конкурентов, старых соперников и любопытствующих журналистов. Все формальности и организация похорон тоже легли на парня, хотя тут ему и помог семейный юрист Уорренов. Но самым большим испытанием на той неделе стали скачки. На них была заявлена не просто пара «Загона», выйти на старт должен был Ричард. И он вышел. Гонки начались с общей минуты молчания, а после всё пошло наперекосяк… Мор, последний «скакун» отца, после смерти Уоррена-старшего просто взбесился. Озлобленность самого матёрого жеребца «конюшни» передалась и остальным. А Себек, ко всему, ещё и прекрасно чувствовал тщательно спрятанные от окружающих смятение и нервозность Дика. В такой атмосфере гонки превратились в борьбу наездника с собственным пегасом. Себек всё время пытался напасть на ближайших всадников, а Ричард все силы отдавал на то, чтобы его удержать: за такие фортеля в гонке можно и дисквалификацию огрести. Первыми они, разумеется, не пришли, но трагедии не случилось. Никто не знал, каких усилий стоило Дику выдержать довольно посредственный заезд. Неудивительно, что после этого Ричард, который за всю неделю слезы не проронил, сорвался. Он почти сбежал из раздевалки, завёл мотоцикл и отправился куда глаза глядят.
Случай, аффект, а если угодно, и левиафан привели молодого Уоррена в Бова, а там, поводив по кривым улочкам негритянского гетто, ткнули носом в приветливо приоткрытую дверь заведения Большой Мамочки. Ричард принял старика, сидящего на ящике у входа, за нищего и отдал ему мелочь, завалявшуюся в карманах. Тот философски принял подношение. Дорога на ту сторону была открыта. Дик оказался в царстве бритых и курчавых затылков, горького дыма и клинового сиропа. Не в состоянии замечать настороженные и любопытные, как у шимпанзе, взгляды местных, Ричард подошёл к бару и заказал себе сразу бутылку бурбона. Мама Мэри молча, что для неё было совсем не свойственно, поставила перед парнем двадцати трёх лет заказ, милосердно не спросив документов. Если бы Дик сейчас прощупал карманы в поисках прав, обнаружил что их нет, и сорвался из бара, то всё могло закончиться намного хуже. Но мудрая чёрная женщина всегда знает, когда стоит дать то, что просят. Следующие полчаса Ричард глушил (иначе и не скажешь) виски, а потом Мама Мэри собственной персоной повела зелёного от дурноты, но совершенно трезвого парня «освежится». Дика не стошнило, но обратно в зал они не вернулись.
Такие женщины не размениваются на половую благотворительность. Они не отдаются и даже не берут. Они снисходят с высот первобытного пантеона и одаривают от имени самой Матери-земли неразумных и запутавшихся.
Ни Ричард, ни Большая Мэри ни разу не заговаривали о том, что случилось. Сложно даже сказать «между ними». Для большёй чёрной женщины ничего особенно не произошло. Не в том смысле, что она регулярно таким образом «утешала» клиентов своего кафе. Просто то, что случилось, случилось естественно, и задумываться над этим было так же бессмысленно, как над тем, почему у чёрных истинных бывают белые крылья. А для Дика та женщина, которой была Мэри в тот единственный вечер, и Большая Мама, которая встречала его во все другие дни, были двумя совершенно разными, до противоположности, существами.
Так что, каким бы смешным это ни казалось, Ричард действительно обычно приезжал в Бова за куском пирога и парой истории от чёрной Тётушки. А когда истории, пирог, а вместе с ними и место в желудке Дика, заканчивались, как ни в чём небывало возвращался в материковый город.

Отредактировано Ричард Уоррен (01.12.2010 12:56)

Как и все работающие граждане, Эшем рассчитал заранее свой отпуск так, чтобы он приходился на август. Вот уже третий день он был в этом самом отпуске, который ничем не отличался от его рабочих будних. Он все так же приходил с утра в полицейский участок, разгребать то, что не успел до «отпуска». Да и дома было слишком скучно: те же книги, та же музыка, те же запахи. В участке же были живые люди и Люси, мулаточка-офицер с шикарной попкой, которая заботливо приносила для него термос с ягодным сбором. Угораздило же простудиться летом.
Но сегодня Эммет покинул рабочее место раньше, чем следует. На протяжении всей недели он был волен это делать, пока длились его отпускные. Но такое неопределенное расписание, в котором нет порядка, немало раздражало лейтенанта и он мечтал о том, когда же выйдет обратно на работу.
Но возвратимся к тому, что день потихоньку близился к вечеру. Улицы были еще пустыми, без толпы спешащих домой работяг, но запахи, золотистый свет и некоторая леность напоминали о времени дня. Мужчина зашел в Бову, чтобы посетить один магазинчик. Любимый дядюшка пожелал на свой день рождения «то, не знамо что», и Эшему пришлось перелопатить весь город, чтобы это найти. В действительности это был черный блестящий куб с дырочкой на одной стороне. Куб так и назывался «не знамо что», от чего приходили мысли о том, что никто реально не знает, что это такое. Но дядя был любителем всего сокрытого, поэтому каждый день рождения озадачивал родственников такими подарками.
Повертев куб в широкой ладони, Эшем вернул его обратно в бумажный пакет, бережно завернул и поспешил вниз по улицы, надеясь найти по пути заведение, где можно было бы перекусить. Но видимо именно на этой улочке попадались сплошь грязные и неприятные забегаловки, в которых даже простую картошку фри страшно есть.
Наконец замыленый от обилия вывесок взгляд остановился на неоновой вывеске «У Мэри». Конечно, он знал это место. Он не бывал здесь под видом гражданского, но когда-то лет десять назад приходил сюда с оперативниками, чтобы в очередной раз опечатать подвал этой самой Мэри. После этого бар часто всплывал в документах, но никто его особо не трогал. Это одно из тех мест, которое полиция обходила стороной. Сколько муравейник не вороши - он все равно вырастет.
Все было так же, как и 10 лет назад. Те же запахи, та же музыка, та же хозяйка. Которая, кстати, очень недовольно посмотрела на подозрительного белого типа в очках. Очки снимать Эшем не стал, дабы себя обезопасить. Устроившись у барной стойки, он попросил меню и начал жадно поедать названия блюди вместе с картинками.
- А у вас тут есть бизнес-ланчи, мэм? - обратился он к женщине, улыбаясь.

На вопрос про бизнес-ланчи Мэри нахмурилась. Видимо, сегодня был не самый радужный день в ее жизни и кто-то здорово напортачил, да и кроме всего прочего белый плешивый мужчина смеет тревожить ее ланчами. Но потом, словно бы вспомнив, что она хозяйка заведения, и именно она создает атмосферу внутри, вдруг заулыбалась, достала откуда-то ламинированное короткое меню, заляпанное пальцами, быстро протерла его фартуком и подала посетителю.
- Вот тут есть кое-что. Но если хочешь действительно вкусный ланч, сладкий, то лучше сразу обращайся ко мне. – Мэри загоготала и удалилась на кухню, оставив Эшема наедине с меню и одним черным парнем, кажется, спящем за угловым столиком. Кроме еды в помещении пахло гашишем, и, учуяв его запах, лейтенант тут же захотел и сам вдохнуть немного густого, сладкого дыма. Но прежде, чем поинтересоваться об этом, лучше сначала доесть свой обед и оставить хороших чаевых чтобы раздобрить Мамочку.
Сделав свой выбор в пользу кукурузного супа с крабами, тарелки спагетти и чашечки холодного чая, Эммет откинулся на низкую спинку барного стула, достал зубочистку и стал лениво оглядывать помещение. В старых барах, имеющих свою историю, всегда было интересно сидеть. В каждой мелочи была своя душа, и даже если Мэри когда-нибудь покинет это место, заведение будет продолжать жить своей жизнью.
Мужик в углу, закашлявшись, принял другую позу на стуле, чем и привлек рассеянное внимание Эшема, и в то же самое время дверь в бар отворилась. Молодое лицо белого человека сразу привлекло внимание, но против света лейтенант не сразу мог рассмотреть посетителя. Одно то, что ни он один белый, да еще и полицейский, находится в этом месте – успокаивало. Всегда можно было надеется на расовую толерантность со стороны подобного тебе. Но с другой стороны… этот район принадлежал черным, и те некоторые белые либо забегали сюда чисто случайно, торопясь скорее покинуть Бову, либо тесно контактировали с обитателями. А это зачастую означало, что стиль жизни они ведут преступным.
Эшем как в воду глядел. Когда дверь бара захлопнулась, и солнце не мешало смотреть на нового клиента Мэри, лейтенант расплылся в улыбке. Вот такие странные встречи, которые в другой части мира были бы редкостью, для Голиафа были делом обычным. Так и два представителя разных сторон города встретились в чуждом для них районе.
- Это уже начинает быть похожим на провокацию, Сол.  – мужчина отложил в пепельницу поломанную зубочистку и развернулся на кресле к знакомому.  – Встреча лейтенанта полиции в убежище Мэри с представителем Муров.
Эшем по привычке хотел было подвинуться, но высокий барный стул был привинчен к полу большими болтами. В любом случае, место было более, чем достаточно, чтобы собеседник опустился рядом.
- Да так, зашел на обед. И уши погрею, заодно. – продолжил он негромко, передавая Солу уже изученное меню бара. Говори он тихо специально. Не хотелось бы, чтобы обитатели бара заподозрили в нем копа, разоблачили и, мягко говоря, выпроводили наружу.  На самом деле цели у этого самого копа были слишком пацифичные для такой развязки вечера. 
Эшем заметил, как скривился Сол, когда сел на табурет,  но не стал расспрашивать его вот так – с порога. Было похоже на то, что он был ранен, или же что-то сломано.
- Ну, и как жизнь? Что-то ничего не слышно с вашей стороны. Небось, мутите что-то? – Мэри принесла холодного чаю, с громким стуком утвердив стакан перед клиентом. Эммет осмотрел его на просвет, после чего сделал небольшой глоток. – Ты же знаешь, что если я поздно узнаю, то все получится как всегда, как в полицейских сказках.
Лейтенант имел в виду то, что если дело дойдет до кого-то другого, более добропорядочного, то велик процент угодить под суд, а затем и в тюрьму. То есть, с полным раскрытием дела.

Увидев Сола, Мэри прям вся расцвела. Кажется, за сегодняшний день к ней еще никто не заходил настолько знакомый и родной, чтоб можно было его потрепать по макушке, вот и пришлось ей всю свою любовь выложить в отношении этого молодого мужчины. Эшем усмехнулся, наблюдая за сладким щебетанием двух птичек, снял с себя очки и подпер кулаком щеку. Мелкие расколотые льдинки попали в коктейльную трубочку, и теперь все эти обнимания сопровождались шумно вдыхаемым сквозь препятствия воздухом.
Как и сказал Солу Эшем, в таком заведении можно было без палева греть уши. Вот и сейчас из разговора можно было выудить хоть и не ценную, но все-таки интересную информацию. У Мура сломано ребро? Ай-яй-яй. Не спроста, наверное, оно сломано. Ведь не просто так подрался с ребятишками во дворе.  И что это еще за Альфредо? Имя проскальзывало в делах банды, но досконально все запоминать Эммет никогда не стремился.
Когда тисканья прекратились, а Мэри, наконец, оставила их вдвоем наедине (не считая того приверженца клея в углу), лейтенант согласился с тем, что теперь им стоило бы поменять дислокацию. Вообще, вся эта ситуация напоминала тайное свидание полиции с кротом. Либо, мафиози с кротом из полиции. Никакого ощущения конспирации, разумеется, не было, но едва ли прокурор поверил бы, что эти двое встретились здесь случайно.
Аккуратно подтерев за стаканом влажный след на барной стойке, Эшем пошел следом за Солом за столик, предлагая ему самому выбрать где сидеть. Когда выбор был сделан, он поставил свой стакан на бумажную рекламу на столешнице и плюхнулся на стул.
- Что с ребром? – лейтенант поднял свой стакан, когда Большая Мэри вышла с кухни, чтобы та повторила его заказ. – Какого черта ты вообще в такую даль направился с такой проблемой?
Эммет, касаемо всех травм, был очень сочувствующим человеком. Он не раз сам ломал себе кости, получал ножевые и пулевые ранения, лечил почки и другие отбитые органы, поэтому представлял себе, какая боль может быть в том или ином случае. И что касается сломанных ребер, то это вообще вещь опасная, так как любой осколок может поранить то, что находится под ними. Кроме того, больно дышать и двигаться. И, несмотря на то, что казалось, будто Сол уже на последней стадии заживления, все равно стоило бы отлежаться.
- Очевидно, сильно был нужен тебе этот Фредди, раз ты решил таким мазохизмом заняться.
С кухни потянуло запахи готовящейся или разогреваемой еды. Аромат кукурузного супа были ни с чем не перепутать, и живот лейтенанта тут же заурчал голодным котом.
На фразу, что ничего не замышляют, Эшем лишь ухмыльнулся. Трясти и расспрашивать своего собеседника на эту тему он не собирался, так как все равно был в отпуске. А если даже и не был, то бы все равно не стал делать  такие глупости. Взрослые люди могут и без наручников договориться. Волновало его теперь только одно: аккурат после отпуска будет что разгребать. Все-таки нужно было свалить куда-нибудь из города, купив самый дешевый тур на море. Отдохнул бы как следует, набрался сил перед тем, как снова окунуться с головой в омут.
- О да. Вам действительно надо быть осторожнее. – на стол опустились сразу два стакана: с пивом и чаем, - Кстати, ты слышал теорию, что в августе случаются все самые неприятные вещи? Катастрофы, серьезные авария, смерти и крупные неудачи. Это словно вершина всего года, на которую выпадает больше всего неприятностей. В следующий раз буду брать отпуск в сентябре, чтобы избавить себя от авралов.
Взболтав лед в своем стакане, Эммет удивленно посмотрел на Сола. Вообще, ему не нравилось секретничать с людьми, особенно если те стоят по ту сторону баррикад. Но в их отношениях было в одно и то же время намешана и искренность, и лисье плутовство. Порой, это самый лучший вариант, нежели просто тупая безоглядная открытость.
- Ну вообще, раньше у меня была эта маниакальная идея сделать мир лучше. Но потом я понял, что в одиночку мне не справится. Я один, а вас – много. – лейтенант тихо рассмеялся, - А сейчас я просто настолько глубоко в этом погряз, что это больше похоже на стиль жизни. Но если я уйду из полиции, то идти мне, собственно говоря, некуда. А в участке я хоть под надежным крылом.
- Вот ты, например. Хочешь изменить свою жизнь? Перестать быть тем, кто пугается любого воя сирен.