Набережная Догтауна отличается по характеру от всех набережных Голиафа. У неё действительно есть характер - она словно осознаёт себя необходимой тем сущностям, кто заполняет её и в часы рабочей беготни, и в часы досуга. Она важная, как вдова генерала. Чистая, как кишечник после клизмы. Делится на три более-менее разнообразных участка. Прилегающие к порту территории. Рыбный лабаз. Лодочная станция. Пляж.  Вдоль утыканной зонтиками зоны пляжа разместились бары, ресторанчики, джазовые клубы и клубы для игры в дартс, боулинг и покер. Любовь к покеру, конечно, не приветствуется, но можно же тщательно скрыть свои пристрастия, не так ли? Улыбающиеся хозяева заведений всё равно не скажут чужакам, какие ставки ходят по рукам после полуночи. Полиция мало интересуется работягами, моряками и портовыми шлюхами, семействами с колясками, молодыми парочками, что группками тёплые ночи напролёт просиживают штаны на лавочках уютных пляжей. Взгляды обращены к океану, внимание занято друг другом, а то, что через квартал начинаются кубические контуры производственных помещений, небольших фабрик и концернов, этих людей не волнует. Это их район, где в жизни есть очень чёткая линия перемен. Там – повседневность. Тут – набережная. Там – нелёгкая работа, надоевший начальник, кофе в пластиковых стаканчиках и бутерброды в помятых бумажных пакетиках. А тут – флирт, секс, музыка и веселье до утра. Цены в барах умеренные, официантки чаще всего подружки из школы, а пузатые хозяева развлекательных заведений – лучшие друзья. Их приглашают на крестины, поздравляют с прибавлением в семействе, выслушивают, когда на душе скребутся кошки. Понты в этих аккуратных или громогласных питейных заведениях не в чести. Желающие подраться благоразумно выходят на улицу, чтобы не переколотить посуду и не поломать мебель. К модникам на набережной относятся не хуже, чем к геям, а дамы с собачками тут глушат водку не менее ловко, чем моряки, слесари или электрики. Набережную берегут, она всегда чисто прибрана, а на пляжах по утрам курсирует бригада мусорщиков, чтобы подобрать следы жизнедеятельности граждан. Тогда гирлянды, украшающие прибрежные кафешки, гаснут, ветер теребит скатерти на столиках, и жизнь постепенно наполняется звуками пробуждающегося рабочего округа, чтобы к вечеру вновь блеснуть спокойствием, весельем и простоватой сердечностью.