"Адский" мотель

За окном пели вою песню ветер и океан. За толстым стеклом не слышно, но девушка могла себе представить эту мелодию звучащей бесстрастно и неизменно. Океаны и ветры будут всегда, что-бы не менялось вокруг. Даже сидя в своей небольшой комнате посреди петель, словно муха в пасти плотоядного цветка в расчете на защиту, она знала, что где-то шумят океаны. Допьет кофе и откроет окно. А пока пальцы грели тонкие теплые стенки чашки и слух ее приливными волнами омывали слова парня. Хорошая трава и много выпивки – может быть. В ее жизни это было таким же вероятным, как и оставшиеся следы крови на одежде, что успели подсохнуть и были почти незаметны. Настолько, что о них можно было просто забыть.
А было бы здорово.
И где то в этом доме спят безмятежным пьяным сном те, кто мог принимать ее за подобную себе. Легко спутать и ей нечем себя выдать. Даже в откровенные моменты, которых она не помнила с этим потрясающим парнем. А ведь и правда жаль. Взгляд, уже давно отведенный от мира за окном, снова неотрывно следил за Джонни. И так же, как она могла представить прикосновение ветра к своим плечам, она могла «вспомнить» прикосновение его губ к коже и то, как сильные длинные пальцы сжимают мышцы, как так же чутко и чувственно барабанят ритм мелодии подушечками по натянутой коже живота под тихий, сочащийся желанием смех.
Кофе без сахара горчило и обжигало кончик языка – если бы не дела, я бы осталась тут с тобой, на кухне, где яркие солнечные блики отражаются от хромированных изгибов кофеварки. И, вроде бы, не говорила этих слов вслух, но он их услышал. Тишина мягко накрыла их, словно еще парой белых чехлов и кофе закончилось. С последним глотком он поднялся и ушел.
Да ладно тебе, позови меня с собой. Нет?
Сенс очень аккуратно поставила чашку на край стола и соскользнув с подоконника, пошла искать дверь среди окон. Рука легла на гладкую новую ручку, а в затылок иглами впился резкий звук. Прошелся по коже россыпью осколков, и пальцы где-то далеко перебрали струны – словно касались обнаженных нервов, потянули жилы из тела. И эта какофония усталого раздражения хлестала кожу со сладким оттягом плети, пока дверь за спиной не оглушила праздничной хлопушкой. Но вместо конфетти осыпало  реальностью – бледно серые кружочки будней и забравшийся ледяными руками мертвеца ветер под толстовку. Остудил голову, проветрил мысли, выкинул в хмурое утро разлепившего глаза города. Во всей красе предстало это одутловатое лицо с мешками под уставшими глазами и перегаром с кривящихся губ.
Сенс обернулась – но волшебных дверей и белых кроликов не было, ни в дом на побережье, ни в мотель с множеством портретов по стенам холла. Кажется кто-то украл даже вкус кофе с языка. А к ноге подбитой птицей льнул газетный лист, молча трепетал испечатанным крылом, сообщая, описывая, негодуя строками.
Девушка присела на бордюр тротуара, скрипнув кожей штанов, чувствуя, как грубая ткань кофты царапает напряженные от прохлады соски. Как тяжестью пистолет ложится на колени в чреве кармана. Пустой, он уже не мог наполнить иллюзией безопасности, и нужно было бежать. Но пальцы легко поймали птицу-газету и глаза пробежались по статье, чудом сохранившей четкость букв. Но дольше всего девушка смотрела в качественно пропечатанную фотографию глаз, что пять минут назад горели жизнью и мыслями, смехом и желанием. Как будто она знала его, пусть и не помнила.
Так жаль, что не помнила. И тем непонятнее была накатившая изнутри грусть – потерянного времени, упущенной возможности. И понимания, что будь у них больше минут… Как же давно ей не хотелось изменить реальность? Она никогда не была влюблена в рок звезд. Даже нелепым тонконогим ребенком и тогда ее привлекало уже что-то более реальное. С горячей кожей и тихими словами. С настойчивыми губами и твердым членом. С таким безумным взглядом.
Сенс опустила голову на сведенные колени и тихо заплакала, давая неосознанному, неведомому чувству в несколько секунд растерзать обнажившееся розовым мясом нутро клыками и когтями. Она плакала беззвучно, без всхлипов и единого звука с кривящихся бледных губ. Плакала недолго и зло вытирала щеки мягкими рукавами толстовки. Осторожно выпустила из рука птицу-газету, и ветер поднял ее высоко, над заборами и крышами домов.

Сенс вернулась сюда позже, в первый день осени. Посреди улицы, небогатой случайными прохожими стояла невысокая девушка в джинсах и кроссовках, в надвинутом глубоко капюшоне черной толстовки с дымной сигаретой в красных рубах. Руки в карманах, в наушниках рвала нервы оглушающая музыка. Первый и единственный альбом.
А двери не было. Не было отеля. Но рассчитывать на это не приходилось, пусть и снова вечер, и над головой со скрежетом качается рекламный щит. И дикие стайки ненужных никому новостей гонит по тротуару все тот же проулочный ветер.
Прошло сколько? Меньше полумесяца, а поиски источника так и не сдвинулись с мертвой точки. У них осталась только книга, да с нее толку мало, хоть постранично всю изучи. Заложник бесследно пропал в петлях, но этого следовало ожидать. Тот, кто должен был выкупить его тоже исчез, номер был отключен, а вместе с ним оборвалась и нить к компасу, и тот снова пропал в паутине Голиафа.
Энок был в ярости и, как и положено, рвал и метал, обвиняя. Сенс сбежала. Из дома ли – бог его знает. Надолго ли? Все уляжется, но он так хотел снова стать истинным. Да и кто бы из них не хотел, даже такие везунчики, как она. Яркие губы скривились в ироничную усмешку – о да, он часто ставил ей это в укор, бывало даже грозился сделать ее «милое личико» более честным. Но все это были только слова, ими и останутся. В этом девушка была уверена, Энок не настолько сильно любил ее, чтобы расчетливо уродовать. А в другие моменты она всегда успевала смыться. Как вот сейчас. Уже третья ночь в Голиафе, но от звуков клубов начал плавится мозг и стоило подыскать темный бар, а, может быть, и щедрого на ночлег посетителя этого бара. Кто знает, но ноги привели в этот район. Она и сама не задумывалась, куда идет, пока не подняла взгляд и не наткнулась на знакомую рекламу, обветшавшую до ржавых язв на лицах счастливых героев.
Сигарета перекочевала из правого уголка губ в левый, из под капюшона заструился теплый дым. Она села на тот же бордюр, камень успел остыть от теплого осеннего дня и холодил зад.
Вошла бы она снова в двери мотеля, чтобы провести еще одну безумную ночку со старыми песнями, голодными мутантами и мертвыми звездами? Почему бы и нет. И, может быть, не думала так долго, а просто повалила Хаану на постель и заставила вспомнить их поцелуй. И попросила бы о новом доме? А чем хуже? Анул отжил свое. То есть он может еще просуществовать долгие годы меняя состав уродцев всех мастей, но лучше бы они колесили по городам с шапито. Бессмысленная кучка неудачников. И ты вместе с ними.
Под лучом одинокого прожектора, потускневшего от пыли, ты бы стояла а дешевой броской бижутерии и блестках облупившегося стразами костюма. И показывала бы незамысловатый трюк для взрослых, даря грезы и забирая деньги.
Бред.
Сеня задрала голову к мутному ночному небу, капюшон свалился на спину, челка рассыпалась, игриво задранная ветром. В ответ на нее никто не смотрел. Уж если нельзя снова стать нормальной, было бы хорошо стать совсем ненормальной – как то безумие – хозяйка мотеля. Чтобы пасть перестала быть ловушкой похлеще законного Голиафа. Или уже окончательно заблудиться в мире его грез и мечтать лишь о новых гранях безумия.
В наушниках симфония агрессии сменилась переливами соло без слов. Джонни, ты и правда был хорош… Мутант закрыла глаза и от всей души пожелала той пули в висок, которая разбудила бы от нелепого бессмысленного и медленного, что заполняло даже воздух, вдыхаемый глубоко в легкие и разносящий заразу в каждую клетку. Злого ли, доброго…
Способного менять.

Отредактировано Сенс Алиес (27.02.2011 19:55)

Беспечно вот так сидеть посреди района для истинных. Пусть даже не слишком привилегированного, пусть даже воняющего канализациями отстойника города. Ее мир был гораздо ниже, там, куда в подернутые бензиновой радугой реки стекали омывшие светлый лик Голиафа воды. Беспечно закрывать глаза, когда не можешь слышать опустившиеся сумерки. И дело даже не в том, что она мутант. Она вполне приличный мутант –не отличить. Дело в том, что она хрупкая одинокая девушка на улицах, куда выходит выпить заводская шпана и где из дворов нет-нет, да доносятся звуки разборок местных банд.  Ничего крупного и действительно опасного, маленькие, голодные до ударов кулаками и поножовщины групки. Сенс иногда, ради интереса, вступала в них и бегала со стаей по заваленным хламом улицам, совершала вылазки в «большой город».
И все же это было нехороший район. Стоило найти тихое место. Может быть кафе для начала, где запихнет в голодный желудок сосиску в тесте и запьет огненным кофе. Лучше обжечь язык, чем почувствовать богатство его вкуса. И не то чтобы у девушки не было денег – с собой достаточно, чтобы позволить себе и приличный обед, и приличный мотель. Вот только в приличных местах, даже если таковыми считать привокзальные кафе, всегда могло найтись пара ящеров. Шум, охрана, может быть драка, может даже перестрелка. Может быть потом рискнет нарваться на развлечение.
А пока определенно сосиска вполне подойдет. Потом можно будет подуть о ночлеге… и о том, что стоило взять с собой побольше вещей. Но вспыльчивый характер оставил в комнате и сумку, и куртку, и вещи. На автомате цапнула только пистолет, потому что в городе это уж было как дышать. Забудешь и все.
Сенс  собиралась подниматься с впившегося холодным острым боком в зад бордюрного камня, когда взгляд ее зацепился за белый лист. Дежавю, блин. Пальцы цапнули бьющуюся на ветру бумажку, расправили.
Вот сейчас там будет заметка на пару строк, что в канаве нашли труп очередного мутанта с черными волосами. Ах, она была так похожа на истину... Будьте бдительны!!
Глаза в первый раз бездумно пробежались по разбросанным строкам, но с пониманием смысла на губы наползла непонятная, тонкая улыбка.
То же место, кто же говорит с ней этими обрывками историй и фраз? Вопросами, на которые она и хотела бы и сама найти ответ. Пальцы погладили вкривь и вкось напечатанные буквы.
Снова угодила в петлю?
Ну а что же ты хотела, приходя на место мотеля. Разве не за этим шла?
Если подумать, она искала так много, но, видимо, ничего не хотела по настоящему, раз не находила.
-Ищу, - и замолчала, понимая, как глупо сидеть и тихо бормотать сама с собой, отвечая на вопросы, найденные среди мусора, - сейчас я ищу новый дом, -и правда ищет, потому что ветры продумают тонкую броню толстовки, потому что она думала –тут будут гореть безумным желтым светом окна «Адского» мотеля. Потому что настолько все осточертело, что приправленная еще юношеским максимализмом решимость вела по диким тропкам странных зверей.

-Наверное, - проговорила уже тихо, одними губами. Смущаясь от чего-то, что поддалась своим ли,  или чужим фантазиям, навеянным кем-то неизвестным. Пообещала себе больше не говорить с газетными вырезками, барахтаясь в трясине, от чего погружаясь только быстрее и глубже. Иначе будет вскоре как те сумасшедшее с улицы Риц видеть знаки и следовать за знамениями. Бог знает, почему эти безумцы облюбовали именно эту улицу и откуда они берутся вообще. Лица их вроде и разные каждый раз, но искажены на один манер, что не распознать. Жуткое зрелище, искры безумного фанатизма в глазах. Сенс не хотела присоединяться к ним  и мычать однотонные мантры на одной ноте.
Конечно, уж если сходить с ума, то хотя бы с собственной легендой.
Помните ту девушку, она уверяла, что все строки в этом мире написаны для нее. Нет? Конечно не помните, мало ли таких историй копошиться на дне Голиафа.
Девушка подняла голову, окинув взглядом улицу, дома, заборы, фонари. Зацепилась взглядом за взгляд ребенка, стоящего в проулке. Сумерки скрадывали цвета и сейчас он казался серо сиреневым призраком, заблудившимся в слишком материальном мире. Рядом с ним нагромождением теней стояло еще что-то, что в первую секунду Сенс приняла за животное, чей единственный глаз смутно мерцал отраженным светом. Даже испугалась на секунду, прежде чем разглядеть блик на дуге руля.
Следовало бы рассердиться на чье-то нежеланное внимание, когда она соизволила податься тяге в символизму и эгоцентрии. Когда бормотала сама с собой и думала о том, что действительно странно видеть свое имя на клочке газеты. Да и не имя даже, где вы такое слышали? Давняя кличка, данная ей мутантом, что привел ее в Анул. На незнакомом языке она значила «бескрылая» и произносил он эти слов слишком невнятно из-за двух языков, что вечно мешали друг другу во рту и коверкали речь. Имя прижилось и где то даже был паспорт на него – не очень убедительная подделка при ближайшем рассмотрении.
А пока девушка подняла руку открытой ладонью и махнула пареньку неопределенно – оно могло значить и привет, и проваливай отсюда, нечего пялиться. Второй рукой автоматически сунула кусок газеты в карман ветровки к пистолету, пополняя коллекцию своих сокровищ.